оседи по купе, услыхав, что еду за деревянной машиной, растерянно улыбаются и замолкают. Что с блаженным разговаривать, разве бывают автомобили деревянными?
 
Я её искал около 20 лет. И вот звонок из Казани погнал в путь. Беру с собой только самое необходимое – зубную щетку, спецовку, минимум ключей и книжку.

 
Когда-то давным-давно, в середине ХХ столетия, советской промышленностью выпускались маленькие деревянные фургончики на базе «Москвичей-400» и «401», что, собственно, почти одно и то же (для неспециалистов). Старшее поколение их чуть-чуть помнит. Кузов имел индекс «422» и был нашей собственной разработкой, абсолютно не пересекаясь с разными вариантами исполнения прародителя «Москвича» – OPEL К-38. Самобытная конструкция создавалась не без оглядки на модные в те времена деревянные модификации американских машин, стругавшихся в условиях дефицита металлопроката.

 

В народе эти машины прозвали «Буратино». Но длинного носа у них не было, а был удивительной красоты кузов из березы и бакелизированной фанеры. Такой материал сделал подобную машину сегодня недосягаемой мечтой многих коллекционеров – практически все эти автомобили время обратило в прах. В музеях торчат в основном новодельные реплики. Когда писался этот рассказ, таких деревянных фургонов было известно меньше чем пальцев на руке. Но за прошедшие тридцать лет коллекционеры изготовили много довольно точных их копий, но от этого настоящие Москвичи-422 не перестали быть редкостью.

 

Одна из основных причин появления этих кузовов – необходимость загрузить общественно-полезным трудом неквалифицированную рабочую силу, то есть заключенных.

 

А ведь сейчас, в 2021 всё похоже снова идёт к тем самым, казалось бы забытым трудовым схемам. Стране хочется рывка – какие делал СССР. Вот и муссируют идеи наподобие! Обсуждают, сообщают по радио. Лишь бы для выполнения громадья планов не начали устанавливать нормы по количеству направляемых в лагеря…

 

Но вернёмся к номеру «422», так в стиле делавших его зеков иногда называют этот «Москвич»!

Московский завод малолитражных автомобилей делал лишь шасси – двигатель под капотом, торпедо с рамкой лобового стекла и мосты. Все это соединялось воедино несущим поликом с усиленными порогами. Пространственная мостовая конструкция кузова OPEL при этом нарушалась, что и обусловило всего два расчетных года службы.

Все чурочные работы производились в Филях, на нынешнем заводе имени Хруничева (бывший «Руссо-Балт», а затем 1-й Бронетанково-автомобильный завод).

 

 

Обретенная мечта

 

Казань встречает замечательной погодой. 1995 год на дворе! Температура вполне комнатная, а главное – сухо. В далеком детстве меня сюда однажды возили. Из памяти почти все улетучилось, кроме того, что в здешнем университете учился Владимир Ульянов, правда недолго. Однако благие намерения осмотреть хорошенько старинный город отпали почти сразу. Практически вся историческая застройка центра пущена под нож бульдозера, изучать «хрущобы» почему-то совсем не тянет, а новостройки-близнецы, раскиданные по окраинам, схожи и однообразны в своем безликом урбанизме. Грустно.

 

Пока автобус процеживается через весь город, встречающий меня такой же, как я сам, «старьевщик» Олег рассказывает, как долго вчера уламывал хозяина, давшего задний ход, отдать сокровище и что машину он уже перекатил к себе на жесткой сцепке. Причина отказа – лихие ребятки, коими так богата земля казанская, пожелавшие купить шарабан прикола ради и оставившие какой-то залог.

 

Конечно, не терпится самому посмотреть на приобретение и, бросив дома все лишнее, мчимся в гараж.

 

– У нее задние двери разломаны детьми, – говорит Олег. У меня от этих слов что-то вроде микроинсульта!

 – А поверх дерева прибит листовой металл… – Микроинфаркт! Фантазия рисует безумного маньяка-автофила, с хохотом кромсающего кузов беззащитной машины.

 

– За «маргарином» приехал? – спрашивает Олегов брат Слава.

– Почему за «маргарином»?

– Потому что почти на каждом таком, сбоку, было это написано.

 

После войны Иосиф Сталин настойчиво предложил взять курс на лучшую жизнь. “Жить стало лучше, жить стало веселей!”  Кроме маргарина в начале 50-х годов народ мог повеселиться и от других новых, неведомых для многих продуктов и услуг.

 

Сиротливо стоящий на высоких колесах среди бетонных кооперативных гаражей 422-й выглядит трогательно. Жизнь почти ушла из него. Он приготовился к смерти. И снятся ему траурные марши.

 

Пустые глазницы фар символизируют вечность. Юные дебилы оторвали все, что поддевается отверткой, хорошо, хоть стекла на месте. Спереди и сзади стоят несуразные указатели поворотов, боковины капота оторваны, почти все дерево обито металлом.

 

Видимо владельцу стыдно было ездить на деревянной машине, но я железную обшивку ликвидирую сразу, даже не успев переодеться, – так-то лучше.

 

Крылья помяты, мотор от 407-й модели, радиатор течет, створка правой задней двери, как и было обещано, сохранилась фрагментарно. И все покрашено зеленой краской. Зато внутри!

 

Почти везде нетронутый рисунок текстуры дерева. Мягкую тряпично-дерматиновую крышу пересекают гнутые ажурные реечки. Кое-где дерево превратилось в труху, но форму из последних сил держит. Пациент все же скорее мертв, чем жив… (О! Так это перевёрнутая цитата из “Буратино”, вот оно общение с деревяшками! – прим.ред.)

 

Реанимация

 

Культура ремонта ныне утеряна – времена, когда каждый мог прокалить свечи и переобуть на морозе покрышку, ушли с появлением автосервисов, мобильных телефонов и шиномонтажа. Завестись с кривого стартера не умеет уже никто, верхом технической эрудиции считается умение дать «прикурить» от своего аккумулятора, не перепутав при этом провода…

Мотор запустился почти сразу, – пришлось только слить ржавую жижу из бензобака, прочистить карбюратор, восстановить электропроводку и залатать текущий радиатор. И ста метров не протащили на веревке, как завелся! Мотор-то завелся, а машина прихрамывает, и руль с трудом вращается. В рулевом редукторе совсем нет масла, а все регулировки, мягко говоря, нарушены. Заливаю, регулирую, подливаю. Заодно шприцую весь передний мост, резьбовые втулки, помпу и прочее. Избыток масла в коробке и заднем мосту тоже не помешает. Снимаю передние тормозные барабаны (они со ступицами – единое целое), чтобы сменить литол, – старый превратился в засохший гуталин, который легко отслаивается с помощью отвертки. Подшипников нет, то есть они есть, но какой от них прок? Видимо, от перетяжки разрушилось все: шарики, обоймы и сепараторы.

 

Гимн свалкам – скопищам отходов человечества – пел я, везя из-за города в кармане четыре живых подшипника!

 

Людская мудрость гласит, что главное в машине – совсем не мотор, а тормоза. Если сдохнет двигатель, автомобиль просто остановится, но если умрут тормоза, есть шанс, что придется тормозить о дерево, и хорошо, если это будет самый дешевый способ. Полбутылочки ликерообразного БСК главный цилиндр заглотил с готовностью утреннего алкаша. Странно, но после вливания алкоголя Москвич немного приподнялся, в нем даже появилась гусарская молодцеватость. Пришлось помучиться с генератором постоянного тока. Сейчас такие не применяются. Разобрав его для профилактики, обнаруживаю полное отсутствие одного подшипника! Как он до этого работал? Вещица сия достаточно экзотична, потому день теряется на поиски какого-либо суррогата.

 

После нескольких пробных поездок автомобиль, похоже, уверовал в свои силы, стал резв и послушен. Появление на бензоколонке вызывает всеобщий восторг.

 

Пусть он немного убог – прожитые годы оставили на теле множество шрамов; пусть двери стоят железные, от седана, руль от «Жигулей», а задняя резина от трактора, но все равно красив, бедолага!

 

В путь!

 

Поездки на таком птеродактиле доставляют массу эмоций и тем, кто внутри, и тем, кто снаружи. Летом. Но оно уже кончилось. Ядреная осень по-зимнему норовит ущипнуть за нос, а фанерки задних дверей выломаны, гнилая крыша отслаивается от рамки лобового стекла и сквозняк гуляет по салону, как ему заблагорассудится. Иногда пытается падать снег. Ехать тем не менее надо, дальше будет еще хуже.

 

Транзитный номер перекрывающий, аккурат, половину оконного проема, прячется в папочку с документами. Внутрь фургона загружен двигатель от довоенного, немецкого «Опеля», чтоб не только воздух и клопов возить; запаска, пара пятилитровых канистр с дизельным маслом и одна с водой. Практика показывает, что лучше всего выезжать в ночь.

 

 

 

Есть небезосновательные сомнения по поводу дееспособности найденного на помойке разбитого аккумулятора. Само собой, стартер он не крутит. Лампочка от него горит минуты три – и то вполнакала. Заводиться приходится с горки. Фиг с ним! По дороге где-нибудь найду получше, – мир не без добрых людей.

 

Прощальное чаепитие, напутственная схема выезда из Казани на тетрадном листке, энергичный запуск «с толкача» – с дымом и вонью, поскрипывая как старый табурет, Москвич устремляется в столицу. Быстро ехать глупо, железный организм хоть и жив, но все ж тяжко болен. Километров 60 – 70 в час – самое то, что надо.

 

«Мы летим, ковыляя во мгле» – гремит со всех сторон, то ликует душа! Ночь – мое спасение, меня никто не видит. Посты ГАИ преодолеваются без каких-либо проблем. «Бак пробит, хвост горит, но машина летит… – перестают переключаться передачи, и подрулевой рычажок безвольно провисает. «На честном слове и на одном крыле!» – пытаюсь я вытянуть крутой подъем на прямой передаче, пробуксовывая сцеплением. Впереди – освещенный пятачок около придорожного кафе. Обожравшимся дядькам криминальной внешности – развлекуха.

 

– Это че? – интересуется один из них, вытирая об себя сальные пальцы. По толстым, растянувшимся в улыбке губам неспешно пробегает язык. Особой тяги к общению я не испытываю, тем более сейчас, но не ответить – чревато, нравы тут временами дикие, а мужика устроит любой ответ.

 

– «Москвич», – аборигену этого, видимо, мало. Уточняю: – Деревянный.

– А-а-а! – Столь содержательный диалог его, наконец, удовлетворил и он потерял к машине всякий интерес.

 

Подфонарная диагностика показала, что отломился хомут, крепящий механизм переключения передач к рулевой колонке. Из подручного хлама изготавливаю другой, оригинальной конструкции и, разогнавшись, успеваю запрыгнуть внутрь и завестись.

 

Движение по неосвещенной ночной автомагистрали создает иллюзию нереальности происходящего. Невидимые черно-серые обочины, рвано переходящие в пепельное небо, опасно замутняют сознание, которое сосредотачивается на дрожащем, желтом пятнышке света, рыскающем перед капотом. Чтобы не уснуть, влившись в эту абстракцию, приходится громко петь или орать.

 

Мир не без добрых людей…

 

Приближающийся мост через Волгу охраняют фигуры в капюшонах. Все водители что-то им протягивают: похоже, проезд платный. Ко мне тоже направляется темный силуэт.

 

Открыв дверь, кричу ему:

– А у меня не машина, а сарай деревянный!

Человек смеется:

– Тогда проезжай так!

 

В городе со смешным названием Цивильск загорается лампочка зарядки аккумулятора, значит наконец сдох генератор. Если ехать далее с включенными фарами, далеко не уеду, а если выключить, можно и в неприятности вляпаться. Четыре часа утра. Спать холодно, поэтому иду на ночную экскурсию. Пейзаж опально-индустриальный, зато я нахожу несколько автобаз! Утренняя пробежка по ним результатов не дала.

 

Аккумулятор малость отдохнул, завожусь под горку, но мотор работает неровно – не хватает напряжения, нет стабильной искры. Приходится остановиться и перемкнуть вариатор катушки зажигания. Помогает. Вся надежда на город Чебоксары, но до него почти 30 верст, удастся ль дотянуть? Однако выбора нет.

 

Следуя от самой окраины Чебоксар, по стрелочкам-указателям, довольно быстро нахожу автосервис. Некогда очень крупное автопредприятие, со стоящим у ворот, на постаменте трактором «Фордзон», ныне держится на плаву в основном за счет ремонта частных машин. Хожу по цехам, спрашиваю. Опять ничего. В конце концов попадаю в комнатку с электриком.  

 

– Привет, чего в воскресенье на работе?

– Вдруг халтура…

– Продай аккумулятор, не доеду. Можно почти утильный, тот, например, что в углу.

– Ну как я тебе его отдам? Он у меня последний, самому нужен. Видишь, одну банку ему поменял, крутит как новый. А что с генератором? Неси его сюда, проверим.

 

От проходной до электрика метров триста; предвкушая скорый отъезд, чуть не бегом тащу снятые динамку и реле в цех.

 

– Реле свое можешь выбросить, дам тебе другое. У твоего вольфрамовое сопротивление перегорело.

– Так я его медной проволочкой в дороге перемкнул!

– Это ерунда. Работать все равно не будет. А пока разберемся с генератором.

 

Вскрытие показало короткое замыкание в якоре. Время генераторов постоянного тока кануло в лету вместе с генераторами. Но у одного местного старичка-механика, что-то, кажется, где-то завалялось. То ли в сарае, то ли в огороде. После получаса бурных поисков из-под груды тряпок извлекается нечто неимоверно ржавое.

 

Собранный-таки из двух, генератор крутится, но зарядки не дает. Проверяется и переделывается почти вся электропроводка. Безуспешно. Заменяется еще раз реле. Опять неудача. Наконец устанавливаем мою, старую, релюшку. Все заработало! Прощаемся как старые друзья, и в путь.

 

… и не без недобрых

 

Через Вязники есть два пути – разбитая окружная и напрочь развалившаяся сквозная дорога. Вторая меня устраивает больше, так как гостиница «Вязники», где можно переночевать за один американский рубль, находится в центре.

 

Мне всегда нравился этот старинный русский город – родина замечательного поэта Алексея Фатьянова и какого-то космонавта. Практически не обезображенное современной архитектурой в нем застыло время.

 

Прыгая по ухабам и с трудом уворачиваясь от воронок, вспоминаю слова классика, о том, чем славится Россия, и тут, как бы в подтверждение, перед «Москвичком» тормозит «УАЗик», и из него выскакивают шестеро пятнистых бравых молодцев с АКМами наперевес. Следом не спеша выходит штатский, копирующий усталостью на лице Глеба Жеглова.

 

– Выходи. – Штатский лениво зевает, сверля мой разум грустными глазами. – Что везешь?

– Гексоген, оружие, наркотики.

– Щас заставлю обшивку сдирать, доболтаешься.

– Понимаешь, дядя, – когда ко мне обращаются на «ты», я тоже начинаю «тыкать», – машина уникальная и охраняется государством, дальше сам думай. А взрывчатку обычно возят на серых, неприметных «Жигулях». Кстати, не факт, что дотяну до Москвы.

– Документы. – Наличие оных его немного смущает, но не желая выглядеть глупо, он продолжает допрос:

-Транзитный номер вешается на лобовое и заднее стекла, почему не вижу?

– Заднего окна 422-му не положено, только фанерки, а через переднее ничего не увижу. Тебе, что повышенная аварийность нужна?

– Положено – значит вешай. А это что за картонная коробка?

– Сам смотри.

Брезгливо роется в инструментах, ветоши и запчастях.

 

Вредно людям со слабой психикой тупить в телевизор. Слава богу, хоть автоматчики нормальные попались, не побили предварительно прикладами, как в дешевом триллере. Смотрят то на начальника, то на машину, но стволы от моего живота не опускают.

 

– Почему через центр едешь?

– В гостиницу побыстрей попасть хочу.

– Что за мотор везешь?

– Опелевский, довоенный, фашистский.

– Где на него документы?

– ??????????? Вот бумаги на машину, а где написано, что я не имею права везти ржавый хлам без документов?

– Выгружай, показывай.

– Тебе надо, ты и выгружай. Он двести килограммов весит.

– Посажу за неподчинение властям.

– Я что, сопротивляюсь незаконному обыску? Мне все равно, только до кровати бы поскорей добраться, двое суток не спал. А разгружать ничего не обязан.

– Поехали в отделение.

  

Хорошо, хоть в отделении приличные люди оказались, долго не продержали. Наконец, я в гостинице.

 

– Вам номер с удобствами или без?

– Хорошо бы с душем.

– Пусть будет с душем, но горячей воды нет. С вас 30 рублей.

 

На часах семь утра. Организм настолько взвинчен, что долго не могу заснуть.

 

Просыпаюсь как с похмелья. Мозги крошатся наподобие песочного торта, но надо ехать. Уже три часа дня, задача – минимум проехать 250 километров до Гаврилова-Посада. Бензин на нуле, тормозов нет, запаска пробита, аккумулятор не дышит, вода подтекает, угар масла – сумасшедший, крыша отваливается. В общем, все нормально и ехать дальше почти ничто не мешает. Сторож помогает завести «маргарин» от пускового устройства, именуемого в народе «катюшей», и напрочь отказывается от денег за постой.

 

Крестный

 

Зачем мне нужен Гаврилов Посад?

 

В его окрестностях тринадцать лет назад поселился Александр Николаевич Замотин – человек неуемной технической фантазии, бывший председатель общества «Старина», обладатель коллекции антикварного транспорта и мой крестный отец.

 

Я к нему отношусь с большим трепетом, да и автомобиль нуждается в небольшом ремонте.

 

В свое время Замотина знали все советские коллекционеры древних машин и мотоциклов. Количество единиц хранения исчислялось десятками. Затем он взял в жены Наталью – искусствоведа из Пушкинского музея, завел двух детишек и исчез.

 

Пропал как тот гусар-схимник.

 

И до сих пор многие его знакомые не знают, где он. А он живет в деревне Мышкино, что под селом Мирславль, растит девятерых детей и обрабатывает свои 20 гектаров земли, реставрирует пролетки, машины, возит сено в автобусе «ПАЗ-651», пашет на «ЗиС-5».

 

Иногда катает любимую Наташку-очаровашку на «ГАЗ-67», «ЗиС-101» или на пароходе. Так называется моторная лодка «Прогресс». Последнее усовершенствование – двигатель от «Запора» на корме, с толкающим воздушным винтом. Несмотря на полное отсутствие расчетов последнего, скорость и экономичность оказались выше, чем с «Ветерком». В проекте – постройка парового двигателя для катера.

 

Подобный образ жизни сильно расстраивает местных жителей. За все это время Замотин так и остался для них чужим. Белую ворону всегда клюют. Поэтому духовная поддержка и подпитка – только через православие, любимую супругу и друзей.

 

Неделя проходит в плодотворной работе, итог: отремонтированный «маргарин», заготовки для его же деревянного каркаса, полусгоревшая баня и распиленный пополам микроавтобус, превращенный в прицеп. Пора собираться домой.

 

За несколько дней дороги сильно развезло и, чтоб выехать на асфальт, мы с Сашей сцепили «Москвич» с его Volkswagen Transporter жесткой сцепкой. Примерно так, попарно, вылезали из грязи фронтовые водители на Studebaker. Без особых проблем дотянув до столицы, в десяти километрах от дома двигатель наконец «поймал клина», что и было отмечено рюмкой коллекционного коньяка на ближайшей автозаправке с девушками – продавщицами, принявшими меня сначала за бомжа.

 

Найти бы еще деревянную «Победу»! Такие тоже были.