сентябре 1776 года английский флот вошел в устье реки Гудзон и блокировал силы повстанцев под командованием Джорджа Вашингтона. Американцы, укрепившиеся на острове Манхеттен, оказались обложены столь плотно, что проникнуть в их стан казалось чудом. В Лондоне полагали, что как только в Нью-Йорке кончатся продовольствие и припасы, война будет выиграна. В середине октября припасы были уже на исходе, однако чудо свершилось. Маленькое, наспех вооруженное суденышко “Провидение” под покровом ночи доставило в Нью-Йорк бочки с порохом. Узнав о прорыве, англичане еще более усилили патрулирование, но командир “Провидения”, как никто ориентировавшийся в тумане, пробился вторично и привел с собой эскадру рыбацких суденышек. На них из осажденного города были эвакуированы раненые.

Это сделало имя Поль Джонс именем одного из самых известных моряков Соединенных Штатов, и ему решением Сената было первому присвоено звание “капитан”. Своего военного флота американцы еще не имели, но в прибрежных водах курсировали каперы, одним из которых был и Поль Джонс.

Каперы были заурядными морскими разбойниками, запасшимися грамотами своего правительства на право захватывать и грабить суда, идущие под флагом противника, суда, посетившие его порты или имеющие часть груза, предназначенную для противника. Каперы снаряжали суда на собственные средства, а захваченные продавали в качестве своих законных призов. Суда эти были торговыми, так как против военного флота Англии каперы были бессильны.

Плантатор средней руки, уроженец Шотландии, ненавидящий Англию и ее порядки, Джон Поль,решившись стать под знамена Вашингтона, сменил имя и в качестве лейтенанта Поля Джонса вступил на борт капитана Гопкинса, которому, видимо, предназначалась роль флагмана будущего флота. Однако из-за бездействия эскадра Гопкинса была в 1775 году расформирована. Лейтенант Поль Джонс стал командиром “Провидения”, удачливым и примечательным тем, что своих призов не продавал.

Мы не знаем достаточно об интригах за кулисами Конгресса США того времени, не знаем, почему Джордж Вашингтон был настроен по отношению к Полю Джонсу отрицательно.

А продавать Полю Джонсу и после освобождения отряда Вашингтона было что. Ликвидировав остатки плантации, он оборудовал на вырученные деньги небольшое, но ходкое судно “Альфред”, он привел в порты восточного побережья шестнадцать захваченных английских судов. По его замыслу они-то и должны были стать зерном военного флота Соединенных Штатов, командовать которым, как казалось, предстояло ему, обладателю капитанского диплома за номером один.

Мы не знаем достаточно об интригах за кулисами Конгресса США того времени, не знаем, почему Джордж Вашингтон был настроен по отношению к Полю Джонсу отрицательно. Как бы то ни было, когда Конгресс опубликовал перечень капитанов, то в этом списке, устанавливающем старшинство, капитан Поль Джонс оказался не первым, соответственно полученному им диплому, а тринадцатым. Протест ответа не удостоился. И тогда в порыве обиды и гнева капитан № 13 торжественно поклялся не выполнять приказов никого из тех, кто был поставлен в списке выше его имени. В боевых условиях подобное могло быть расценено как бунт. Конгресс вынужден был делать вид, что о клятве Джонса ничего не известно, и лавировать так, чтобы не дать вспыльчивому и необузданному капитану повод для опрометчивой выходки. Продолжаться долго так не могло, и выходом казалось лишь удаление Поля Джонса за пределы страны.

Разумеется, обставить это следовало соответственно, и ему поручили привести в США корабль “Индеец”, который по заказу Конгресса достраивался на верфях Антверпена. По водоизмещению, вооружению, быстроходности “Индеец” должен был превзойти все суда Соединенных Штатов, и поручение Поль Джонс принял за честь. Однако, когда к концу 1777 года его корабль “Разбойник” со ста тридцатью матросами прибыл в порт Брест, оказалось, что США уступили “Индейца” Франции. Самого же Поля Джонса ожидал приказ находиться в одном из союзных Америке французских портов в предвидении дальнейших распоряжений

Это было столь стремительно,что вахтенные не сумеличто-либо заметить.Только после того,как люди Поля Джонса подожгли несколько судови обрубили у них якорные канаты,началась паника.

Казалось, что на этом короткая, хоть и славная карьера Поля Джонса закончена. Понимал это и сам капитан, изменивший своему обычаю засыпать Конгресс протестами. Не получая указаний из Филадельфии, бывшей тогда столицей США, он вообще перестал напоминать о себе, вызывая вздохи облегчения. Однако капитан занимался важным делом: он несколько месяцев работал над составлением реестра английского флота. Используя все доступные источники информации, он впервые в истории морской разведки составил список кораблей, включавший тоннаж, вооружение, численный состав, имена командиров и офицеров, короче, все технические и тактические данные. Одновременно он изучал тактику французского флота, которую ставил выше английской, хотя французы, в силу технического превосходства английских кораблей, чаще терпели поражения. И все это было нужно, чтобы начать нечто, внесшее имя Поль Джонс в анналы военно-морской истории: он в одиночку начал войну против самой “владычицы морей”.

22 апреля 1778 года английский городок Уайтхейвен в графстве Камберленд проснулся от канонады. В гавань на рассвете проскользнули две шлюпки с “Разбойника” под командой Поля Джонса. Американцев было всего тридцать два человека, в порту же находилось до сотни английских судов. Часовые, охранявшие портовые укрепления, не успели опомниться, как были связаны, а пушки заклепаны. Сделано это было столь стремительно, что вахтенные не сумели что-либо заметить.Только после того, как люди Поля Джонса подожгли несколько судов и обрубили у них якорные канаты, началась паника. Плавучие костры распространили огонь по всему порту. Никто не понимал, что происходит. Рвались бочки с порохом. Это и дало возможность Полю Джонсу вернуться на свой корабль и отойти без потерь.

“Я поджег английские коммерческие суда, – писал в своем донесении Поль Джонс, – чтобы отомстить англичанам за весь вред, нанесенный американскому флоту, и был очень доволен тем, что в этом деле не было ни убитых, ни раненых с обеих сторон”.

Между тем американский посланник во Франции Франклин писал, что “Разбойник”, совершивший столь дерзкое нападение, – корабль “слабый, гнилой, с медленным ходом”. Он был вооружен всего лишь восемнадцатью пушками.

Вместо легкой и быстрой победы англичанам грозила теперь опасность в собственных домах.

Вскоре “Разбойник” высадил десант. Джонс атаковал замок графа Селкерка, чтобы захватить знатного вельможу и выменять его на американских пленных. Граф Селкерк случайно находился в отлучке, и дома никого, кроме кучки перепуганных слуг, не оказалось, тем не менее высадка американцев в Шотландии, их смелый рейд вглубь страны произвели огромное впечатление. Вместо легкой и быстрой победы англичанам грозила теперь опасность в собственных домах. В английских газетах американского патриота, поскольку он родился не в Виргинии, а в Шотландии, называли изменником и пиратом. Ему грозили виселицей без суда, если он будет пойман. Любопытно, что Вашингтона, который был полковником английских королевских войск, а потом стал во главе восставших, никто в измене не обвинял, не обвиняли и других офицеров, воевавших на стороне Конгресса. Изменником и пиратом называли только одного человека – бывшего шкипера английского купеческого корабля, ставшего капитаном флота США Джонса, так велика была досада, вызванная его успехами.

Против Джонса был направлен двадцатипушечный корабль “Дрейк”. Капитан “Дрейка” считал, что Джонс попытается уйти от преследования. Полагаясь на быстроходность своего корабля, он собирался догнать Джонса и атаковать его с тыла. Меньше всего он ожидал, что Джонс первым атакует более сильного противника.

Самоуверенность погубила англичанина. По словам самого Джонса, “бой был “горячий, тесный и упорный”. Он продолжался час и четыре минуты, после чего англичане спустили флаг. “Разбойник”, потерявший значительную часть своих парусов, с трудом дотянул до порта, ведя на буксире обезображенный английский фрегат.

Имя Джонса, известное до тех пор только за океаном, становится известным всей Европе. Французское правительство, которое тоже находилось в состоянии войны с Англией, обратилось к Америке с просьбой оставить Джонса во Франции и обещало предоставить ему один из лучших кораблей своего флота. Сын садовника из Селкерка наравне с родовитыми вельможами был приглашен ко двору – и сама королева Мария-Антуанетта делала ему комплименты. Тем не менее он отклонил предложение короля перейти на французскую службу; Джонс не хотел спускать с мачты американский флаг, но в качестве союзника Франции решил продолжать сражаться близ берегов Великобритании.

В истории “владычицы морей” вряд ли можно назвать человека, который вызывал у нее такой страх, как Поль Джонс.

Когда это известие пришло в Лондон, Англию охватила паника: торговые суда перестали выходить из английских гаваней и неделями дожидались эскорта военных кораблей. На лондонской бирже начали падать акции, отражая неуверенность английского купечества. Ставки страховых компаний стремительно поднялись, что вызвало повышение цен на привозные товары и больно ударило по английской экономике. В истории “владычицы морей” вряд ли можно назвать человека, который вызывал у нее такой страх, как Поль Джонс.

Тем временем Поль Джонс сформировал американо-французскую эскадру, если так можно назвать пять разношерстных кораблей разных типов и времени постройки. Флагманским кораблем служило перестроенное наспех коммерческое судно “Добряк Ришар”. Сорок пушек на нем были такими старыми, что две из них разорвались при первых же выстрелах. Несколько лучшим был фрегат “Союз” с тридцатью пушками. “Союзом” командовал капитан Ланде, долго служивший во Франции, но отставленный из-за подозрения в сумасшествии. В эскадру входили также три небольших французских корабля: “Паллада”, “Олень” и “Месть”.

   23 сентября 1779 года произошло событие, вписавшее имя Поля Джонса в историю морских сражений. В полдень дозорный сообщил о приближении двух военных кораблей. Одним из них был новенький фрегат “Серапис” с пятьюдесятью пушками и четырьмястами матросами, другой – военный фрегат “Графиня Скарборо” меньших размеров. Видя намерения своего командира вступить в бой с явно превосходящим противником, капитаны “Союза”, “Оленя” и “Мести” отошли на безопасное расстояние и предоставили “Добряка Ришара” и “Палладу” судьбе. Замешательством, которое вызвал неожиданный уход трех кораблей, воспользовался “Серапис”. Английский корабль развернулся и дал залп из всех пушек правого борта. Первого залпа было достаточно, чтобы корабль Джонса дал течь. При ответном залпе разорвалась пушка, и на борту “Добряка Ришара” начался пожар. Через несколько минут после начала боя гибель корабля стала неминуемой.

Английский офицер крикнул Джонсу, что сопротивление бесполезно, и что его помилуют, если он спустит американский флаг. “Рано, – ответил Джонс,- я только еще начал бой”. И он победил.

Но и в эту трагическую минуту находчивость и хладнокровие не оставили Поля Джонса. Молниеносным маневром он успел столкнуть горящего “Добряка Ришара” с “Сераписом” так, что у обоих кораблей перепутались снасти. Американцы во главе со своим капитаном, не теряя секунды, бросились на палубу “Сераписа”. Началась рукопашная. Англичан было больше, но команда Джонса, которой нечего было терять, начала оттеснять их к корме. В это время неожиданно вернулся “Союз” – и победа амери­канцев была обеспечена. Но увы, “Союз” дал несколько залпов, не разбирая, где свои – где враги. Не причинив ущерба англичанам, выстрелы “Союза” лишили Джонса лучших из оставшихся в живых матросов. Полоумный Ланде счел на этом свой долг выполненным, поднял паруса и вскоре скрылся за горизонтом.

Обстановка переменилась, теперь положение моряков с “Добряка Ришара” стало критическим. Английский офицер крикнул Джонсу, что сопротивление бесполезно, и что его помилуют, если он спустит американский флаг. “Рано, – ответил Джонс, – я только еще начал бой”. И он победил. Один из американских матросов, набрав брезентовое ведро гранат, взобрался на мачту. Прячась за рею от пистолетных пуль, он начал сверху бросать гранаты в противника. Англичане поддались панике, и это решило исход боя. Английский флаг медленно сполз с грот-мачты “Сераписа”.

Праздновать победу времени не было. Пожар с “Добряка Ришара” тем временем перебросился на “Серапис”. Нужно было тушить огонь и рубить перепутанные снасти. Поль Джонс салютовал с “Сераписа” “Добряку Ришару” в тот момент, когда его корабль опустился под воду. Никогда до этого корабль меньший, хуже вооруженный и обреченный на гибель, не одерживал победу над сильнейшим, менее пострадавшим кораблем. Сдача “Сераписа” послужила сигналом капитану “Графини Скарборо”, он также спустил английский флаг и вручил свою шпагу капитану “Паллады”.

Раненый Поль Джонс отвел свои “призы” в голландский порт. Голландия не имела еще дипломатических отношений с Соединенными Штатами, и власти оказались в крайнем затруднении, когда английский посланник потребовал от голландского правительства возвратить “Серапис” и “Графиню Скарборо”. Будучи нейтральной стороной, голландцы не могли признать право Джонса поднять на английском корабле американский флаг. Однако ссориться с Америкой они тоже не хотели. Поскольку раненый Джонс должен был оставаться на берегу, ему предложили либо поднять на “Сераписе” французский флаг (эскадра формировалась во Франции), либо немедленно отправить корабли в Штаты. Понимая, что препирательство с голландцами кончится не в его пользу, и зная, что потрепанные “Серапис” и “Графиня Скарборо” пересечь океан не в состоянии, гордый моряк не захотел спускать флаг, под которым он прибыл в Европу, и отправил захваченные английские корабли в подарок королю Франции от Соединенных Штатов Америки.

Моряк преклонил коленоперед французским монархом, который трижды ударил егомежду лопаток шпагойс золотым эфесом, на которой было выгравировано по-латыни: “Победителю моря – Людовик XVI”

“В продолжении нескольких дней в Париже и Версале ни о чем столько не говорили, как о Вашем подвиге и Вашей храбрости”, – писал Полю Джонсу в Голландию Бенжамен Франклин. Через три месяца прибытие самого героя вызвало в Париже всеобщее ликование. Король Людовик XVI принял его в знаменитом зале Марса в королевском дворце в Версале. Моряк преклонил колено перед французским монархом, который трижды ударил его между лопаток шпагой с золотым эфесом. Этим символическим жестом сын шотландского садовника возводился в рыцарское достоинство. Затем Джонс поцеловал золотую шпагу, на которой было выгравировано по-латыни: “Победителю моря – Людовик XVI”, – и вложил ее в ножны вместо своего видавшего виды клинка.

В тот же вечер в опере Поля Джонса пригласили в королевскую ложу, честь, которой обычно удостаивались только принцы крови и прелаты церкви. Зал, стоя рукоплескал моряку. Когда он сел в кресло рядом с кре­слом королевы, в потолке раскрылся люк. На золоченых шнурах медленно опустился лавровый венок, подобный тем, каким венчали римских триумфаторов.

В начале 1782 года Поль Джонс вернулся в Соединенные Штаты. “Конгресс постановляет, чтобы была выражена Соединенными Штатами благодарность капитану Полю Джонсу – за верность, осторожность и храбрость, с которыми он поддерживал честь американского флага”. Выражая благодарность всего американского народа, Конгресс признал Джонса старшим офицером флота и поручил ему достроить и принять под командование семидесятипушечный корабль “Америка”. “Америка” – первый линейный корабль США – была заложена на портсмутской верфи как флагман американского военного флота. Капитан этого корабля должен был командовать военно-морскими силами страны. Мечта Джонса была близка к осуществлению, дело явно шло к производству в адмиралы военного флота США.

Почти два года отдал Поль Джонс своему детищу. Он отбирал корабельный лес, канаты и парусину, ссорился с подрядчиками, заключал договоры с поставщиками, рядился с плотниками. Рука, привыкшая к шпаге, приучилась к рейсфедеру и циркулю: он собственноручно чертил отдельные детали корабля и рисовал на огромных листах бумаги шаблоны для плотников.

В конце лета 1783 года самая красивая девушка Портсмута разбила о борт корабля бутылку шампанского. “Америка” под ликующие крики медленно сползла со стапелей, слегка накренилась и выпрямилась уже на плаву. Стройный ее корпус отличался устойчивостью. Корабль идеально слушался руля, был одним из самых быстроходных и, вероятно, самым красивым во всем флоте. Поль Джонс перебрался в отделанную красным деревом капитанскую каюту: настало время заняться вооружением корабля и комплектованием команды.

     3 сентября 1783 года Великобритания признала независимость своих бывших колоний в Америке. Мир был заключен. Дразнить англичан, назначая адмиралом ненавистного для них Джонса, уже не имело смысла. Лично Вашингтону, который, будучи президентом США, был одновременно и главнокомандующим вооруженных сил, мало улыбалось иметь во главе флота человека, который и в военное время не соглашался подчиняться начальникам. Но и отказать самому знаменитому моряку страны в его бесспорных правах было невозможно.

Командир “Америки” уже заканчивал набор матросов, когда ему сообщили, что Конгресс преподнес корабль своему французскому союзнику в качестве компенсации убытков, вызванных тем, что американское правительство заключило с Англией договор сепаратно. А вскоре, чтобы не назначать Джонса адмиралом, Конгресс вообще распустил военный флот США. Рассчитывая позолотить пилюлю, Конгресс постановил в честь Джонса выбить бронзовую медаль, что и было исполнено.

Но оскорбленного моряка нельзя было купить побрякушкой. Он решил порвать со второй родиной так же, как с первой, и уехать в Париж, где король Людовик XVI оказал ему недавно высшие военные почести. Франция продолжала войну с Англией, нуждалась в его услугах, и благородные французские аристократы, разумеется, не могли поступить так, как лавочники и мясники из Конгресса США. Из Портсмута Поль Джонс отбыл на “Америке”. Французский адмирал уступил ему в знак уважения отделанную красным деревом каюту командира. Но именно здесь, где каждая панель, каждая рейка были прибиты по его указаниям, по его вкусу, Джонс особенно болезненно чувствовал унизительность своего положения.

На последние деньги Джонс нанимает небольшойпрогулочный ботик заставляет лодочника взять курс на Финский залив.За четыре дня,не заходя ни в один порт, он пересек Балтийское море и пришел в Выборг.

       Когда “Америка” бросила якорь в Бресте, между Францией и Англией уже был подписан мирный трактат. Пребывание Джонса во Франции и тем более принятие его на французскую службу, от которой он в свое время отказался, англичане неминуемо восприняли бы как недружелюбный акт: для Англии он по-прежнему оставался пиратом. Полю Джонсу вежливо намекнули, что его пребывание во владениях Людовика XVI и Марии-Антуанетты нежелательно.

       Имения своего он давно лишился, от продажи “призов” ничем не воспользовался. Поль Джонс остался без средств в чужой стране, где не мог оставаться, а путь назад был навсегда отрезан.

     Незадолго до того “Серапис” был продан в Копенгагене. Как капитан, захвативший этот корабль у врага, Поль Джонс имел право на часть вырученной суммы, и Джонс отправился в Данию. Но поскольку “Серапис” был им подарен Франции и продан уже от имени французских владельцев, датские власти не признали американского моряка правомочным даже вести переговоры о деньгах.

     Случайно, в это время русский посланник в Копенгагене сообщил Джонсу, что Екатерина II приглашает на службу опытных иностранных моряков. Но в Россию нужно было добраться, а Джонсу нечем было заплатить за дорогу. И вот тогда на последние деньги он нанимает небольшой прогулочный бот и, выйдя в открытое море, заставляет лодочника взять курс на Финский залив. За четыре дня, не заходя ни в один порт, Джонс пересек на боте Балтийское море и пришел в Выборг. Отсюда сухим путем он направился в Петербург.

       “Друг мой, князь Григорий Александрович, – писала Екатерина II своему любимцу Потемкину, – в американской войне именитый английский подданный Паул Жонес, который, служа американским колониям, с весьма малыми силами сделался самим англичанам страшным, ныне желает войти на мою службу. Я, ни минуты не мешкав, приказала его принять и велю ему ехать прямо к Вам, не теряя времени; сей человек весьма способен в неприятеле умножать страх и трепет; его имя, чаю, вам известно; когда он к Вам приедет, то Вы сами лучше разберете, таков ли он, как о нем слух повсюду”.

Письмо это помечено 13 февраля 1788 года, но выехать “не теряя времени” Полю Джонсу не удалось. Английский посол в Петербурге имел союзников среди влиятельных придворных, и они начали препятствовать принятию Поля Джонса на русский флот. Дело затягивалось. Все же Екатерина, не любившая, чтобы ей перечили, 15 апреля 1788 года произвела Джонса в контр-адмиралы. “Императрица приняла меня с самым лестным вниманием, которым может похвастаться иностранец, поступающий на русскую службу”, – писал сам Джонс. То, чего знаменитый моряк добивался в Конгрессе США в награду за подвиги, он получил от русской императрицы, которая знала его лишь понаслышке. “Друг мой, князь Григорий Александрович, вручителю сего письма, контр-адмиралу и кавалеру Паулу Жонесу я долженствую отдать справедливость, что он показывает великую охоту показать свое усердие на службе под Вашим предводительством”, – писала царица Потемкину 7 мая 1788 года, в день выезда Джонса из Петербурга.

Поль Джонс спокойно осмотрел все турецкие корабли и на одном из них, самом крупном, написал мелом: “Сжечь – Поль Джонс”. Наутро этот корабль взлетел на воздух первым.

25 мая того же года Джонс встретился впервые с Суворовым, “как столетние знакомцы”, по выражению последнего.

17 (28) июня, то есть всего три недели спустя, на Черном море гребная флотилия под предводительством принца Нассау-Зигена и парусная эскадра в составе трех линейных кораблей, пяти фрегатов и шести мелких судов под командой Поля Джонса нанесли поражение турецкому флоту в днепровском лимане у крепости Очаков. Немногословно пишет об этой битве старинный автор: “Русская флотилия, построенная на новой херсонской верфи, находилась уже в лимане близ Очакова. Здесь напали на нее 7 июня 60 турецких судов, отделенных от флота капитан-паши, стоявшего в открытом море неподалеку от Очакова. Неприятели были отражены с потерей трех судов, взорванных на воздух. Капитан-паша, горя нетерпением отомстить за сию трату, вошел с флотом в лиман и атаковал там 17 (28) июня Российскую флотилию под командой принца Нассау-Зигена. Сражение было ужасно: победа русских решительна. Неприятель потерял 2 линейных корабля, 5 фрегатов и 5 других судов”.

     А вот что рассказал старый запорожец Ивак, которому Поль Джонс подарил в 1788 году кортик с надписью “Иваку – Джонс”. По словам Ивака, Поль Джонс 16 июня со своим переводчиком явился ночью к запорожцам, поужинал с ними и распил бутылку водки. Потом он выбрал лодку, приказал обернуть тряпками весла, надел на себя казацкую свитку и, встав за руль, взял направление вниз по течению, туда, где стоял флот капитан-паши. Поль Джонс спокойно осмотрел все турецкие корабли и на одном из них, самом крупном, написал мелом: “Сжечь – Поль Джонс”. Наутро этот корабль взлетел на воздух первым.

Он разрабатывал корабли новой, еще небывалой конструкции, на которых русские могли бы разгромить англичану берегов самой Индии.

Стремясь уйти в открытое море, турецкие суда попали под огонь русских батарей, установленных на Кинбурнской косе А.В.Суворовым. В сумятице турецкие суда расстроили боевой порядок, многие из них сели на мель и были захвачены гребными судами Нассау-Зигена, другие стали жертвой огня. Екатерина поздравила Джонса с успехом и пожаловала ему одну из высших военных наград – орден Анны I степени.

Но Поль Джонс был уже не тот. Он продал имение в Виргинии, чтобы на море защищать свою вторую родину. Он боролся за независимость Соединенных Штатов, символом которой для него был флаг на грот-мачте “Провидения”, “Разбойника”, “Добряка Ришара”. Он отказался сменить звездно-полосатый флаг США на французский флаг с лилиями, чтобы не превратиться в наемника. Кем же он оказался теперь? Наемным офицером в стране, языка которой он не знал, о которой прежде слышал лишь полу-фантастические рассказы. Республиканец и борец за свободу теперь сражался за интересы монархии. Прежде он воевал против англичан, которых искренне ненавидел, теперь его противником были турки, к которым он не питал неприязни. Поль Джонс присягнул царице и готов был положить голову согласно данной присяге, но приказать своему сердцу человек не властен.

Рассказ запорожца Ивака свидетельствует еще раз, что ни храбрость, ни хладнокровие не покинули Поля Джонса. Но рассказ этот не объясняет, во имя чего капитан, прославивший себя не только отвагой, но и осторожностью, неожиданно решил рискнуть головой. Имел ли право контр-адмирал, сознающий свою ответственность перед подчиненными, отправиться в расположение неприятеля в ночь перед боем? Кто знает, как и чем могло бы кончиться сражение, потеряй эскадра своего командующего?

Подвиг Поля Джонса, его бесшабашное удальство восхитили русских, но мало кто понял, что двигали моряком уже не долг, не патриотизм, а равнодушие к собственной судьбе.

Но долго незамеченным оставаться это не могло. Спустя всего месяц после победы над турками один из русских генералов записал в своем дневнике: “…У Поля Джонса офицеры не хотели быть в команде, шли в отставку…” Одни считали его слишком легкомысленным, готовым ради показного удальства на неоправданный риск, другие величали “сонным контр-адмиралом”. Увы… и те, и другие, видимо, были правы, хотя сам Поль Джонс высоко ценил русских морских офицеров и энергично протестовал против того, что моряки его эскадры получили меньше наград за очаковское дело, нежели подчиненные Нассау-Зигена.

“Как корсар, он был знаменит, а во главе эскадры он не на своeм месте”, – жаловался Нассау-Зиген. Служака и придворный интриган терпеть не мог талантливого, но необузданного моряка, подвергавшего язвительной критике каждое его распоряжение. И в самом деле, результатом этой критики было лишь падение дисциплины.

Словно подтверждая жалобы своих недругов, контр-адмирал почти не покидал своей каюты. Но он не спал, а чертил и писал. Поль Джонс по-прежнему мечтал воевать не с турецким капитан-пашой, а с лордами адмиралтейства. Опираясь на свой опыт кораблестроителя, он разрабатывал корабли новой, еще небывалой конструкции, на которых в случае войны русские могли бы под его командой разгромить англичан у берегов самой Индии. Но Россия не воевала с Англией, и планы Джонса вызывали лишь недоумение. Об этих планах Екатерина писала Гримму: “Индия далеко, пока до нее доберешься, уже будет заключен мир”, или “Конечно, я первая не стану применять новой конструкции судов, о которой говорит Поль Джонс…”

Слух о том, что Екатерина II дает Полю Джонсу корабль на Балтике, произвел действие самое непредвиденное.

Потемкин поначалу поддерживал Поля Джонса, но затем между русским вельможей и неуживчивым американским моряком, вероятно, не без участия Нассау-Зигена, произошел какой-то конфликт, и Джонс лишился последнего покровителя. “Никто под его начальством быть не хочет, и он ни к кому под команду не идет, а потому решено отправить его в Петербург, под видом особой экспедиции на север”, – писал Нассау-Зиген.

Жалобы на Джонса долго не могли поколебать Екатерину. “Если ты его сюда возвратишь, сыщем ему другое место”, – написала она Потемкину. Но другого места Джонсу не сыскали. Слух о том, что Екатерина II дает Полю Джонсу корабль на Балтике, произвел действие самое непредвиденное. Английские купцы в Петербурге закрыли свои магазины, английские банкиры пригрозили расторгнуть заключенные с Россией сделки, английские офицеры на русской службе – а их было немало – подали заявление об отставке в знак протеста против назначения ненавистного им моряка.

   Запугать Екатерину II было нелегко, но на этот раз она решила излишним настаивать на своем.

Интриги английского посла доконали некогда непобедимого капитана. Несколько месяцев он обивает пороги петербургских канцелярий. Он выдвигает новый проект посылки в Средиземное море эскадры, чтобы прервать коммуникации Турции, агитирует за заключение союза между Россией и США. Но результат оказался самый неожиданный: Джонсу предложили взять двухгодичный отпуск “для поправления здоровья”. В военное время это было равносильно отставке.

В 1789 году оскорбленный моряк отправился из Петербурга в Лондон, где у него были какие-то денежные дела. На другой день после приезда его чуть не растерзала разъяренная толпа! Унижения, которым он некогда подверг англичан, не были забыты, его по-прежнему ненавидели и считали изменником. Чудом спасшись, Джонс перебрался во Францию, где тогда начиналась революция. Здесь его имя, имя борца за независимость и свободу, было по-прежнему окружено почетом, он мог спокойно жить.

Все же он стал адмиралом США…пусть после смерти и по недоразумению, но стал.

 18 июля 1792 года Поль Джонс умер в Париже в глубокой бедности. Ему было всего 45 лет. Узнав о его смерти, национальное собрание прервало заседание, чтобы избрать депутацию из двенадцати своих членов. Депутации было поручено “воздание чести Полю Джонсу – адмиралу Соединенных Штатов и человеку, хорошо послужившему делу свободы”. …Все же он стал адмиралом США… пусть после смерти и по недоразумению, но стал. Bпрочем, это недоразумение красноречиво: в Париже никому не могло прийти даже в голову, что прославленный моряк не имеет звания, соответствующего его заслугам… Исключением был, вероятно, американский посланник Морис, который не счел нужным присутствовать на похоронах.

Но Джонс был адмиралом русской службы, и революционные похороны не могли не вызвать реакции в Петербурге. “Этот Поль Джонс обладал очень вздорным умом и совершенно заслуженно чествовался презренным сбродом”, – писала Екатерина в конце августа 1792 года,

Спустя пятьдесят девять лет, в 1851 году, Конгресс направил во Францию корабль, чтобы перевезти за океан останки основателя военного флота, национального героя США. По иронии судьбы корабль назывался “Америка”. Прах Поля Джонса найти не удалось. Поэтому, когда в 1912 году в церкви военно-морской академии США в Бостоне был установлен великолепный саркофаг с именем Поля Джонса, многие пожимали плечами, не зная, кто же в действительности похоронен под надгробием из мрамора.