Предисловие

Работа над этим материалом была начата бывшим агентом Коминтерна Альбрехтом Моликом, погибшим под колесами венского трамвая в 1971 году и более 15 лет назад предложена нам к разработке одним из создателей легендарной программы “Взгляд”, членом редакционной коллегии нашего журнала Олегом Вакуловским.

 

После скоропостижной смерти Олега Вакуловского темой занялся автор, желающий сохранить свое инкогнито и два журналиста, направленные нами для сбора информации в Австрию и в Антарктику.

 

В целях безопасности имена некоторых источников информации и действующих лиц пришлось поменять или скрыть, для иллюстрации использовать художественные коллажи, не имеющие никакого отношения к реальным участникам событий.

 

Напоминаем читателям, что редакция не несет никакой ответственности за мнения или информацию, представленную авторами на наших страницах.

 

По мере классификации и редактирования материалов, предоставленных нам в разное время разными источниками, мы будем сводить их в единый текст в форме художественного романа-расследования и публиковать с продолжением под общей редакцией и копирайтом главного редактора журнала “Андрей” Алексея Вейцлера.

 

 

Глава первая

Вода, огонь и микрофильм

 

Вена, 1971 год

Вольфганг Зегевиц увидел это ужасное убийство из окна Венской оперы, выходившего на городское кольцо.

 

В несколько минут девятого, не дождавшись Альбрехта Молика в боковой ложе второго яруса — обычном месте их встречи, Вольфганг вышел в расписанный фресками холл. Он прошел мимо белокурой буфетчицы, расставлявшей бутылки шампанского в преддверии антракта, к большому окну, за которым металась стальная стена ливня. Потоки воды превращали рекламные огни венского центра в искры фейерверка.

 

Внизу он явственно увидел Альбрехта, торопливо идущего через улицу в сторону оперы. Тот придерживал рукой шляпу и прижимал к себе завернутый в газету сверток.

 

Два человека, поравнявшиеся с ним на трамвайных путях, вдруг резко схватили его под руки, а подбежавшая кудрявая женщина в коротком пальто встала на пути и наотмашь ударила по лицу.

 

Улица была пустынна, только одинокое такси сначала замедлило ход рядом с этой группой, но, видимо, почуяв неладное, резко рвануло и умчалось.

 

Вольфганг увидел приближающийся трамвай, который почему-то не затормозил, а стал набирать скорость.

 

Кудрявая с силой вырвала сверток из рук Молика.

 

Как в замедленной съемке, запомнились смотрящему последние попытки жертвы вырваться из рук палачей: тело, летящее на рельсы перед колесами трамвая, катящаяся шляпа и страшные судороги раздавленного — в красноватых отблесках реклам на мокром от дождя тротуаре.

 

А потом сразу же, сначала беззвучной вспышкой, а через долю секунды грохотом саданул взрыв, снесший задние окна удаляющегося вагона.

 

Взрыв подкинул в воздух женскую фигуру с вспыхнувшими химическим пламенем волосами и разбросал в стороны ее спутников. Один из них остался лежать навзничь в растекающейся черной луже, а другой, прихрамывая, метнулся к спутнице и потащил ее, безжизненную, к припаркованной у кафе машине.

 

В нарастающем визге полицейских сирен машина сорвалась с места и свернула куда-то в сторону Нашмаркта…

 

 Все тайны страны-гиганта, которой вождь народов отдал свою жизнь, открывались, как скалы Севера после падения вечных льдов

Альбрехт Молик за секунду до конца жизни тоже успел увидеть своего молодого товарища из «RAF» — немецкой террористической группы «Фракция Красной Армии» (нем. Rote Armee Fraktion).

 

Он узнал его в огромном окне оперы, изогнувшегося в позе немого ужаса, похожего на картину Мунка.

 

«Предатель! На тебе кровь Зигмунда и Эльзы!» — на идише взвизгнула Элен Коган-Вульф и ударила Альбрехта. Руки державших его парней были чугунно крепкими.

 

Они напомнили Молику первые мертвенные объятия гестапо, которые он испытал в 1938 году — на следующий день после аншлюса. Элен вцепилась в сверток и со злым гортанным криком потянула его на себя, вырывая из спрятанной в свертке гранаты чеку, в кольцо которой был предусмотрительно продет палец Альбрехта. Он всегда страховался, потому что после концлагеря уже никогда не мог расслабиться…

 

«Они никогда не увидят микрофильм!» — счастливо пролетело в его голове трамвайным звоном… Мелькнули огни, вся жизнь… Нарастающая боль накатилась, мгновенно оборвалась и открыла дверь в темноту.

 

Там он увидел героя микрофильма, великого советского генералиссимуса Сталина, внимательно смотрящего в объектив снимающей его камеры.

 

Все тайны страны-гиганта, которой вождь народов отдал свою жизнь, открывались, как скалы Севера после падения вечных льдов.

 

Он медленно говорил, и его слова, как последняя исповедь, бросали яркий луч правды на догадки, домыслы, теории заговоров.

 

Они поясняли многое из того, о чем десятилетиями шептались, чего боялись, на что надеялись — от секретов Коминтерна до смерти Ленина, сокрытых судеб российской царской семьи и верхушки Третьего рейха.

 

Сталин упомянул спрятанные в архивах НКВД сведения о возможности физического бессмертия человека, подтвердил изобретение препаратов для продления молодости.

 

Раскрыл он и тревожные обстоятельства, приведшие к произошедшей буквально через часы после этой съемки его собственной смерти, которую он все еще надеялся отвести от себя…

 

Никто уже не увидит этого тигриного, прямого, с дерзкой нотой веселья взгляда, этих движений губ, приподнимающих края седых усов — того, что не смог забыть и никому уже не расскажет Альбрехт Молик. Этого кино больше нет — драгоценные кадры, теперь навсегда утраченные, мокрым пеплом льются вместе с ливнем по венскому тротуару…

 

Но аудиозапись этих многочасовых съемок, дополнительно зафиксированная на другом шпионском носителе, еще существует, и она совсем рядом. Нужно не дать им добраться до нее… А потом мозг Молика захлестнула алая и немая вечность.

 

Вольфганг отпрянул от окна, к которому уже бежали вышедшие в фойе люди, сделал пару шагов до резного золоченого дивана и, видимо, на несколько минут потерял сознание.

 

Когда он открыл глаза, в голове стоял черный туман, звуки множились эхом, а сливающаяся в единое месиво толпа вокруг вызывала тошноту. Он побрел по коридору к лестнице.

 

Забыв плащ в гардеробе, не заходя домой, он поехал на такси к вокзалу и сел в поезд, идущий в Италию.

 

Вена, 2012 год

Даже сейчас, рассказывая об этих событиях, произошедших более сорока лет назад, Вольфганг Зегевиц не может сдержать озноб.

 

Он нервно оглядывается на каждого входящего в итальянское кафе «Zanoni & Zanoni», где мы беседуем, теребит пальцами с вырванными ногтями край тарелки с нетронутым куском торта «Топфен», мучительно отдувается.

 

Вольфганг не зря нервничает.

 

Всего через час после нашего разговора, не дойдя сотни метров до соседней Шведенплатц, в самом центре благополучной Вены он получит смертельный удар отравленным шилом в сердце…

 

 

продолжение здесь