Как сабли на скаку, чиркают годы. Архив нашего сайта всё больше напоминает Пантеон ушедших героев.

 

Кто заплатит за хостинг, когда не останется никого?

 

26 июня 2021 года на Троекуровском кладбище в Москве похоронили члена редколлегии журнала «Андрей», профессора Игоря Вульфа – легендарного пластического хирурга, незабываемого Человека, Художника, Друга.

 

Чтобы понять, какой глыбой он был, достаточно прочесть интервью, размещённое ниже.

 

Игорь Вульф на презентации журнала «Андрей» в казино «Moscow» в 1994 году

 

Это интервью 1995 года остаётся одним из лучших в коллекции «Андрея» – в его буквах и строчках Вульф – как на ладони, настоящий герой в потоке бурлящей жизни.

 

Словно обращаясь в этот неотвратимый день из прошлого, он рассказывает и о душе, и о Боге, и о смерти.

 

Его слова приобретают сегодня новое, сильное, другое звучание.

 

Но это не нравоучения, не скука и пафос – Вульф в своём “фирменном” стиле проклёпывает вселенские темы юмором, невероятными историями, “мульками-гульками” и “штуками-дрюками”.

 

Не зря он когда-то был капитаном команды КВН и концертным артистом.

 

За его анекдоты, виртуозную музыкальность и южную внешность Вульфа часто считали одесским евреем, хотя он был полунемцем, полуармянином, а ещё липовым латышом из Донбасса. Обо всем этом в интервью.

 

Римини: пляж, мост Тиберия, памятник на могиле Феллини

 

Он умер далеко от Родины, в итальянском Римини, где томился в плену пандемии. Вынужденная неподвижность и длинный стресс добили его сердце. Он сидел на скамейке с книгой и вдруг перестал отвечать.

 

Пустой, как колдовской сон, этот город на Адриатике, квартира Вульфа за античным мостом Тиберия – символическое место смерти для такого волшебного человека.

 

Несколько лет назад я был в тех местах, по приглашению Лоры – русской жены сценариста Тонино Гуэрра, отражался с ней в магических зеркалах воспетого режиссёром Федерико Феллини «Гранд Отеля». Ходил по перламутровым зимним пляжам на закате, по улицам и площадям, так забавно деформированным в великом фильме «Амаркорд».

 

По тому самому мосту Тиберия я ездил на кладбище, где на могиле Феллини и Джульетты Мазины стоит странный металлический памятник, похожий на рояль, корабль и парус одновременно.

 

Вульф был персонажем Феллини, так же как он был и живым героем Рабле, Свифта, Декамерона и всего полусредневкового, полусатирического западноевропейского искусства, фрондёрски пытающегося соперничать с Богом. Показывающего язык незыблемым символам.

 

Я представляю, какую хохму он бы придумал сейчас, если бы писал текст на свою смерть вместе со мной!

 

Но вместе с тем Вульф был очень русским и очень советским человеком из донбасской Макеевки. И поэтому просил похоронить себя в Москве, куда всегда возвращался, ощущая этот город столицей Родины…

 

Я знаю. Вы уже почти разучились читать большие тексты. Но всё же сделайте усилие и прочтите интервью с Вульфом. Не пожалеете.

 

 

 

 

ом-монстр, порождение сталинской эпохи, спал в беззвездной московской ночи, здесь жили и умерли, съев друг друга, красные генералы.

 

Бородач ждет меня у подъезда в берете и очках ’’кисках” – воплощенная оттепель шестидесятых на фоне мрачного прошлого.

 

’’Вульф, – представляется он. – Игорь Вульф”.

 

Цокающий железной решеткой лифт, петляющие коридоры, металлические двери на ощупь. Глаза привыкают к приглушённому свету. Берлога, лежбище, иначе не скажешь.

 

Вульф наливает в стакан булькающую газировку.

 

Он взлохмачен, пузат и весел. Образ технаря-романтика наивной эпохи освоения атома, но временами – человек Флинта с тлеющей искрой в глазу или маньяк-ученый из фантастической книги, рассекающий в своей барокамере четвертое измерение.

 

Вокруг мерцают шевелящиеся аквариумы, включенные компьютеры, телевизоры, осыпаются от шагов груды книг, водопады комиксов, видеокассет, дискет, компакт-дисков…

 

Самый маленький видеомагнитофон, размером с ладонь, Вульф достает из кармана, вставляет крошечную кассету – на ’шпионском” экранчике вспыхивают лица, снятые ”до” и ’’после”: старушки, превращенные в кокетливых девушек, уродины, ставшие волоокими красавицами.

 

Вульф заговорщически перекатывается ближе по журчащему водяному матрацу.

 

– Я никогда не отказываюсь от самых смелых проектов, о которых другие врачи даже боятся думать.

 

Может быть поэтому меня называют: Доктор «ДА»!

 

 

 

“АНДРЕЙ” – У всех на устах чудеса, которые ты творишь в косметической хирургии. Пациенты испытывают счастье обладания новыми носами, бюстами, излечиваются духовно. Тебе никогда не хотелось самому лечь под нож, чтобы очнуться помолодевшим и преображенным?

 

ВУЛЬФ – У меня не возникало таких проблем. Убрать живот можно, перестав жрать, бегая каждый день. Спорт приятней, чем операция. Хотя спортом я тоже не занимаюсь. Ведь для кое-кого именно мои недостатки являются любимыми чертами, даже предметом сексуального томления.

 

“АНДРЕЙ” – А твое собственное томление? Никогда не хотелось, обладая такой “силой в руках”, создать свой собственный сексуальный идеал, о котором мечтал всю жизнь?

 

ВУЛЬФ – У меня нет сексуального идеала. У меня другое отношение к женщинам, ко всем внешним эротическим проявлениям. Я много лет занимаюсь женским телом и воспринимаю это совершенно по-другому, как объект работы.

 

У меня психика изменилась, и сексуальный интерес существует только короткий отрезок времени, миг, промежуток: например, 6 часов 49 минут мне нравятся худые и высокие, 4 часа 22 минуты – низенькие, коротконогие с толстой задницей до пяток…

 

Вот такая штука-дрюка.

 

“АНДРЕЙ” – Но кто-то из коллег… Были ли врачи, которые создавали “нечто”, отчего сами балдели?

 

ВУЛЬФ – У эстетических хирургов и их “творений” часто возникают “неформальные” отношения, вспомни хотя бы историю Франкенштейна… Это имеет место.

 

А если эти истории к тому же окрашены половым влечением, та-а-акое начинает происходить! Ведь женщины вообще народ специфический, влюбчивые, хорошо относятся к мужчинам, хотят любить, благодарные по натуре, более утонченные.

 

Когда женщина приходит к врачу, который не скотина, не обирает ее до нитки, относится тепло, делает ей добро, не только как пациенту, но и по-приятельски (а я только так и общаюсь), они это воспринимают иногда, как проявление других намерений.

 

И вообще с приобретением нового тела, лица, формы, новых возможностей чуть ли не каждая из них хочет это использовать, проверить. И первым, кто попадается ей на пути, оказывается тот, кто это все проделал с ней…

 

Кто лучше него может заметить, хорошо ли все получилось, и оценить. Самое забавное, что не все видят происшедшие изменения. Правильно сделанная, хорошая операция не должна быть заметна окружающим.

 

Самое кайфовое, когда говорят: ”А вы знаете, муж и не заметил, что я нос переделала!”

 

Ведь люди, когда общаются, не рассматривают пристально друг друга, они улавливают некие обобщенные сведения об индивидууме, контуры: рост, объем, цвет, способы движения, голос.

 

Щелкает рычажок узнавания – и дальше нет надобности всматриваться, этот объект определен. И получается удивительная ситуация: люди, которые знали человека до операции, не замечают незначительных перемен. У меня была одна пациентка, которую я сделал моложе, так она ходила недовольная года два. Никто не замечает! А через два года пришла сияющая: ’’Все в порядке. Я действительно сильно помолодела, меня в самолет не пустили, заподозрили, что я по паспорту матери хочу лететь…” Вот так! Не пустили в самолет – и она счастлива.

 

“АНДРЕЙ” – На порыв женской страсти импульсивному романтику тяжело не ответить. Ты влюблялся когда-нибудь в своих пациенток?

 

ВУЛЬФ – Было в самом начале. Лет 20 назад. Пережил несколько ярких увлечений. Честно говоря, надо влюбляться во всех пациенток, чтоб вызвать творческое состояние готовности к работе. Ты должен представить их по-другому, проникнуться. Я сам себя завожу иногда. Не должно быть формальных отношений. Они звонят мне потом, приходят. Дружим.

 

“АНДРЕЙ” – Ты создаешь новые черты, руководствуясь собственными представлениями о красоте или по канонам классики?

 

ВУЛЬФ – Я создаю их с учетом пожеланий пациента, но сильно корректируя. Я должен четко знать из какой социальной среды, прослойки населения, из какой национальной группы, из какой местности пациент, чтобы не ввергнуть его в дисгармонию. Рисую на компьютере, объясняю, как это будет выглядеть и что лучше сделать, какое найти оптимальное решение. Это называется компьютерным эстетическим прогнозированием. Иногда, увидев свое будущее лицо, пациенты даже отказываются от операции: тяжело расстаться с привычными, пускай не идеальными, но любимыми и родными чертами…

 

“АНДРЕЙ“ – Годы ’’борьбы с плотью” изменили ли твое отношение к жизни, к душе? Уменьшили ли твой страх перед смертью?

 

ВУЛЬФ – У меня вообще нет этого страха. Просто я острее сознаю, какое безумие, что мы обречены жить в смертном теле. Когда человек с возрастом приобретает, наконец, возможность мыслить на хорошем уровне, правильно осознавать все окружающее, вдруг наступает время – и ферментные системы организма разваливаются вдребадан, память ослабевает, приближается конец земного существования… Это возмутительно! Глупость какая-то! А если к тому же получил молодое лицо, тело, тиканье биологических часов звучит неумолимо и совсем трагично.

 

“АНДРЕЙ” – Ты даешь человеческой душе возможность прожить этот короткий период в большей гармонии с телом, воплотиться в той форме, в которой она себя ощущает. Раньше о подобном можно было прочесть только в фантастических романах: в них писали, что когда-нибудь люди смогут полностью менять свой облик. Ты делаешь первые шаги к этому?

 

ВУЛЬФ – В очень ограниченном масштабе… Изменить тело так, как мне хотелось бы, я не могу, потому что возникают чисто технические проблемы, которые преодолеть на сегодняшний день и в ближайшем обозримом будущем просто невозможно.

 

“АНДРЕЙ” – Значит, сейчас все это находится в самом начале пути?

 

ВУЛЬФ – Ну, не в самом начале, уже немного дальше. Но есть тупики. К сожалению, что-то невозможно изменить. Надо вторгаться на генетическом уровне, заставлять меняться сам организм. Мы работаем с уже сложившимся материалом, когда рост клеток закончился, просто перемещаем уже сформированные ткани.

 

Если можно было бы запустить генетический механизм и таким образом повлиять на какую-нибудь генетическую структуру, увеличить, скажем, голову или удлинить ноги это было бы замечательно. Но человек так устроен, что только в начале своей жизни активно растет и развивается. По совершенно непредсказуемому плану, как сложатся хромосомы…

 

Хотя, конечно, тело только носитель, носитель Духа. Но меняя тело, мы оказываем тем самым влияние и на Дух, на внутренний мир, на ту сферу человека, внутреннюю, мозговую, которая резко меняет интеллект. Меняется восприятие жизни, меняется положение человека на иерархической лестнице: он встает на другую ступень, благодаря полученным физическим качествам. Все оказывается взаимосвязанным…

 

Люди меняют облик и чувствуют себя более комфортно, более уверенно, я бы сказал, более нагло в жизни. Человек с лицом, лишенным недостатков, которые сковывали его, резко меняется. Это уже другой человек.

 

“АНДРЕЙ” – Создавать новых людей – ответственная, во многом не человеческая задача, и ты относишься к ней достаточно легко?

 

ВУЛЬФ – Да. Я отношусь легко. Почему бы человеку не получить другую физическую возможность. Вот видел в клинике у своего друга мужиков с постоянно эрегированным членом, в том числе и дедушку 75 лет, у которого стоял, как пожарная кишка на морозе… Это совсем другие люди, уверенно и гордо ходят по коридору.

 

Я очень тщательно отбираю пациентов: если человек не задавлен комплексами неполноценности, то с ним можно работать, и результат будет хороший. Если задавлен, внутренне забит, если не сможет измениться эмоционально – бесполезно его переделывать.

 

Тяжело изменить мозг, работающий в ключе ’’несчастного человека”. Я работал со многими группами людей: с наследственными заболеваниями, с врожденной патологией, с тяжелыми травмами, рубцами. Обычно они – изгои общества, отсюда формирование их внутреннего мира. Из физически угнетенных людей обычно 90% не могут, не умеют преодолеть барьер внутренних комплексов. Только 10% на своем уродстве выстраивают мощную мозговую систему, гиперсистему – это потрясающие люди, умные, сильные. Компенсируя себя, они меняют мир. С такими, конечно, легко. Они готовы рисковать, пробовать.

 

“АНДРЕЙ” – Ты берешься за самые смелые проекты, делаешь ли ты иногда экспериментальные операции?

 

ВУЛЬФ – Нет. Риском является в какой- то мере любая операция. А на эксперименты, полноценные, может быть, нужные мне, я, конечно, не имею права. Должен быть внутренний, заложенный моральный кодекс. Это не виварий, где можно что-то пробовать на животных.

 

Эстетический хирург не может проверить даже сногсшибательную идею, он должен идти мелкими- мелкими шажками, преодолевать неизвестное, нарабатывая новое! Молодым хирургам очень трудно: как обучиться, как приобрести опыт? Иногда даю им провести какие-то операции, хотя это не очень хорошо, ведь люди доверились мне и решились на операцию не для того, чтобы на них учились. Но ничего не поделаешь, сейчас по всей стране период обучения. В России за последние 10 лет возникло очень много косметологов, они нарабатывают себе опыт, чтобы нормально, хорошо работать.

 

Они науродовали массу народу за это время, но без практики научиться нашей работе невозможно. Многие отсеиваются. Жизнь сама отбирает врачей, которые чувствуют пациента, форму, понимают, что хотят сделать. В области эстетической хирургии мало быть просто хорошим хирургом, надо быть еще и художником. 8 голове должна быть идея. Только предмет ваяния – человеческое тело.

 

Я художник, скульптор по мясу. В моей семье все хорошо рисовали, дед – основоположник школы живописи, отец – потрясающе одаренный человек… И я, случайно попав в эту область медицины, начав оперировать, понял, что нашел свое место: я вижу то, чего не видят другие. Мне повезло, я учился, работая рядом с людьми, которые очень прилично оперировали. А еще больше повезло, что я увидел людей, которые очень плохо оперировали – это золотая информация. Так я формировался…

 

В эстетической хирургии невозможно трезвым, холодным умом рассчитать то, что ты собираешься делать. Работать приходится с непредсказуемым, меняющимся материалом. Это живые ткани. Когда режешь по дереву, камню, лепишь из пластилина, не нужно постоянно думать о массе неожиданностей, предвидеть их, вносить множество поправок: там рассосется сразу, а здесь нарастет рубец, который рассосется через полгода. Сопромат – чистой воды! Невозможно все рассчитать и угадать! И подсознательно пришло, что нужно идти другим путем.

 

Я много лет занимался музыкой, был гитаристом, закончил музыкальное училище, много ездил по стране и однажды вдруг понял – мне не надо читать ноты, я музыку слышу! Так у всех профессиональных музыкантов, они же не читают: до, ре, соль, фа – они сразу слышат, как это звучит. Музыка внутри, ты ее чувствуешь. Вот это то, что надо! Фантастический вариант!

 

До такого же состояния я довел себя в хирургии. Много лет оперировал, воспринимал это подкожными нервами, мышцами, запоминал – это меня мучило, мне снились кошмары, я ходил по улице – вздрагивал, оборачивался…

 

Это меня преследовало. Шизуха натуральная. Длилось лет шесть-семь. Личная жизнь полетела, с женой развелся, с одной, со второй… Но наступил момент, когда я загнал всю информацию глубоко в подкорку, где у нас сидит вычислительная машина, которая перерабатывает колоссальное количество информации без нашего ведома, на огромных скоростях. Например, мы же не задумываемся, когда переходим улицу, как мы шагаем, а это сложнейший физический акт: надо выровнять положение тела, каждый момент контролировать его в пространстве – задействованы все системы.

 

Точно так же нельзя оперировать, задумываясь, как ты это делаешь: нужно придти, посмотреть – и из головы выскочит готовый ответ. Не слова или движения – а порыв, который заставляет действовать.

 

Поэтому странно, скажем, когда очередной заведующий нашей клиники, придя в стационар, спрашивает меня: как вы собираетесь оперировать вот эту больную, этот нос.., Я не могу объяснить. Как сделать, до какой степени разрезать, подложить, стукнуть по кости, отрезать – мое состояние сразу выбрасывает готовый ответ во время работы, не раньше, интуитивно, профессионально деформировавшись, на основе времени и опыта…

 

Как невозможно объяснить, почему одно – красиво, а другое – некрасиво. Жаль, что интуицию невозможно передать по наследству. Тут-то и возникает безумная обида, что каждый глоток воздуха, каждая порция окисления неизбежно ведет ко дню смерти…

 

“АНДРЕЙ” – Расскажи лучше о дне рождения.

 

ВУЛЬФ – Я родился в 1948 году, по гороскопу Рак. Раки забавные, все слегка сумасшедшие. Из Макеевки. Донбасс.

 

Там была открытая прописка, для кого угодно, без ограничений, такой интернациональный котел, такой “Шанхай”! Все перемешалось, национальная тема никогда не затрагивалась.

 

Нет, я не еврей: отец – поволжский немец, мать – армянка, никогда не бывавшая в Армении, врач.

 

По паспорту я – латыш, так получилось: когда отец выходил из окружения, попал в группу с латышами, его записали латышом, так легче немцу тогда было выжить.

 

А по воспитанию и культуре я – русский. Закончил школу с Золотой медалью, институт – с отличием, Донецкий медицинский. Потом работал патологоанатомом: в морге хорошо работать, тихо, спокойно, никто не трогает, в перерывах – пей пиво, играй на гитаре…

Нет, трупов не боялся, трупы – замечательная вещь. Эта работа сильная, формирует личность.

 

После морга веселее смотришь на жизнь: конечный этап ясен, нужно более активно заниматься тем, что находится между начальной и конечной точкой. Потом два года в армии врачом (в основном проводил время за чтением латинских поэтов).

 

Приехал в Москву в ординатуру, по челюстно-лицевой хирургии. Я фаталист. Что заложено, на то судьба обязательно выведет. Сейчас директор клиники НПО ’’Римекс”, не владелец, а творческий руководитель. Не кандидат наук, печатных работ нет. Иногда езжу за рубеж оперировать. Оперирую хорошо, делаю что-то лучше других, не боюсь ничего: отеков, синяков. И больные мне верят. Чтобы сделать классную операцию на лице, я должен провести капитальные манипуляции, достаточно травматические.

 

А в условиях Запада, если у больного в течение 2-х дней, скажем, не спадет синяк, он может подать в суд. Они любят отсуживать деньги, поэтому в стоимость операции там сразу закладывается сумма, которую надо выплатить за страховку, за судебные издержки (это любимое занятие!) Деньги заплатили – начинают искать дефекты в операции. Поэтому их хирурги действуют так: отоперировал человека, чтоб придраться было не к чему, нравится-не нравится, официально замечаний никаких нет – подпиши бумагу.

 

“АНДРЕЙ” – Какова стоимость операции?

 

ВУЛЬФ – Круговая пластика (подтяжка лица) у нас – от 200 до 500 долларов, на Западе – от 8 до 10 тысяч долларов. Хотя в России некоторые позволяют себе назначать цены гораздо большие: причем, без всяких на то оснований, не гарантируя качества, не предоставляя высокого сервиса. Но феномен ’’чем дороже, тем лучше” срабатывает, к сожалению, почти всегда. Отдав большие деньги, люди создают себе объект ожиданий и надежд, начинают любить этот объект. Это как МММ, их надули, а они не хотят в это верить, ждут и надеются… Это глупость. Операция не должна стоить более 3-х месячных доходов. Слишком большие запросы грозят большими разочарованиями.

 

“АНДРЕЙ” – Ты богатый хирург?

 

ВУЛЬФ – Для Москвы в какой-то мере. Стеснения в средствах не испытываю, хотя не всегда могу себе позволить то, что хотелось бы. А для Запада я просто нищий, убогий и нищий.

 

“АНДРЕЙ” – Но операции за границей приносят тебе доход?

 

ВУЛЬФ – Очень небольшой. Вот сейчас еду в Милан из чисто животного любопытства, посмотреть, как там оперируют. Сделаю грудь, живот, два оперированных носа, которые испортили там же. Потом – в Финляндию. Они все хотят общаться, обмениваться опытом. Это дает очень много.

 

Например, у нас совершенно другая система фиксации тканей после операции. Мы бинтуем традиционным бинтом, как во время 1-й мировой войны. Там давно существуют специальные повязки для каждой зоны, эластичные, фиксирующие, так- эдак, после липосакции (удаление жира вакуумным способом) – специальные штаны такой-эдакой длины. Правда, такие штаны стоят от 200 до 500 марок, дороже, чем вся операция здесь, в России.

 

Поэтому нам это физически недоступно. Но мы научились обходиться. Или, к примеру, инструментов операционных у них по 78, а у меня всего 5, да и то , я считаю, много.

 

“АНДРЕЙ” – Уехать насовсем не хочешь?

 

ВУЛЬФ – Нет. Поработать езжу с удовольствием.

 

“АНДРЕЙ” – Если приглашают оперировать, значит признают?

 

ВУЛЬФ – Что значит, признают? Люди, врачи, меня знают, они берут на себя ответственность, подписывают за меня все документы, в общем-то рискуют. Я не выступаю как юридическое лицо.

 

“АНДРЕЙ” – Как бы эксплуатируют твой ТРУД?

 

ВУЛЬФ – В общем да… Но это развивает. Ведь ’’западный хирург” – это понятие растяжимое, там тоже идиотов полно.

 

“АНДРЕЙ” – С идиотами понятно, а гении? Есть ли в косметической хирургии свои светила?

 

ВУЛЬФ – Были супер-хирурги, которых я знаю по литературе. Ведь началось все это давно, в начале нашего века. Косметическая хирургия получила широкое развитие во время 1-й мировой войны. Во время 2-й мировой – новый взлет, появление новых гениальных имен.

 

Война всегда питает искусство, которое сама уничтожает. Интересный парадокс.

 

В России работал такой блестящий хирург Франкенберг, на волне Первой мировой: тогда было чудовищное количество пораженных, изуродованных. Масса. Это дало возможность оперировать и на этом приобретать богатейший опыт. Кроме этого раньше были те болезни, которые сейчас почти исчезли. Это, например, сифилитические деформации, их было огромное множество: проваленные носы, дефекты лица.

 

Сейчас этого не встретишь.

 

Я за свою жизнь один- два раза видел проваленный сифилитический нос, но не оперировал. У меня есть увесистая книга, диссертация 12-го года Павлова-Сильванского, вся посвященная ’’любимому занятию” – внедрение золотого имплантата в проваленную спинку носа, с многочисленными фотографиями до и после операций. Потрясающе! Был метод Эйтнера, который вставлял в проваленные носы кальцинированную слоновую кость. А добывал ее из бильярдных шаров, это официально описано.

 

Грудь тоже давно пытались увеличить. В начале века получил распространение метод Герзуни: он начал вводить жидкую фракцию парафина в грудную железу. Грудь, действительно, увеличивалась, но потом на этом месте возникали олеомы, это такие грубые рубцы, так организм всегда реагирует на чужеродный материал. Лет 30-35 назад началась эпоха силикона.

Это кремнеорганическое соединение, типа резины, но вместо углерода – кремний, каким-то образом… Много всего. Охотно использовали акриловые пластмассы, оргстекло. А с силиконом возникла масса проблем. Сам по себе силиконовый гель заключен в мягкую капсулу, очень эластичный мешочек. Но все равно организм отгораживается, дает резкое уплотнение тканей – фиброз.

 

Пробовали разные варианты: многослойные стенки, высокоочи- щенный силикон, но все упирается в поверхность. С появлением текстурированных имплантатов, у которых стенки шероховатые, шершавые, количество фиброзов резко снизилось. Делают имплантат с двухкамерной прослойкой воды. Но все равно ткани изменяются и обязательно дают капсулу. Разница только в том, будет она более или менее грубой. Это зависит еще от формы грудной железы, от количества клетчатки.

 

Имплантат вводится за железу, он должен быть закрыт ею, чтобы не прощупывался. Силикон хорош тем, что он вечен. Очень прочный материал. Не меняется, ничего с ним не делается. Мама дочке может в наследство оставить…

 

Сейчас делают имплантаты с солевым раствором, с маслом. Огромное разнообразие. Фирмы затевают одну серию, потом ругают – значит готовится к выходу новый вариант.

 

Появляется новый. А потом постепенно оказывается, что и старый хорош. Многие из этих чудес я даже не видел. Например, никогда не работал с большими, огромными имплантатами, скажем, по 800 кубиков. С ними обычно активно используются экспандеры – это такой мешок, который вгоняется в место операции, он раздвигает ткани, медленно готовя ложе для имплантата. До нас это еще не дошло. И не только это. Вшивают золотые нити, вводят фисташковое масло, каллоген.

 

Каллоген – это опорная межклеточная ткань, хрящ, фракция типа желе. Но все это быстро проходит, как и всякая мода. Остывают. Работает масса фирм, изобретают всяческие ’’примочки”, новинки, заморочки. К примеру, татуировка глаз и губ, делают цветные контуры, чтоб не красить. Ярко очерчены. Проснулся и ничего не надо делать. Не смывается и хватает года на три- четыре. Желание человека похорошеть используется ”на все сто”. Его искусственно подстегивают, превращают в страсть, даже в манию. И эксплуатируют.

 

“АНДРЕЙ” – У тебя бывают одержимые маниакальным синдромом?

 

ВУЛЬФ – Да. Но они не доходят до операционного стола, я их вычисляю мгновенно. Нельзя давать им волю. Это называется дисморфофобия – болезненное неудовлетворение своим телом, одно из проявлений шизофрении. С ними лучше не связываться. Да, конечно, мы все в той или иной степени… Но нужно чувствовать грань между относительно здоровым и относительно больным. Объяснить трудно, опыт, интуиция подсказывают, автоматически срабатывает сигнализация: один взгляд – и все ясно.

 

Однажды пришла девушка на прием. Чудесная! В собольей шапке до бровей, одни огромные глаза широко раскрытые, как будто ей только, что сообщили, что она стала президентом: всего мира… Спрашиваю, что хочешь? – Отвечает, что хочет глаза больше. – Говорю, куда уж больше, ну, снимай шапку, посмотрим в сочетании с овалом лица. – А можно не снимать? – Как же я посмотрю?

 

Она снимает шапку – и у меня все поехало! Брови и веки пришиты ко лбу суровыми нитками, такими, как матрасы шьют… ’’Кто это сделал?” ” Сама, на кухне…”- улыбается. А? Как тебе? Нормально? И никакого воспаления нет, ни от ниток, ни от иголок- шей, сколько хочешь. У шизофреников такое сплошь и рядом – нарушение центральной регуляции. Вот такая штука-дрюка. Ну, я вызвал психиатра, отправил в больницу. И что ты думаешь? Через два месяца она позвонила: у меня, говорит, все в порядке, я уже вышла, меня вылечили, так можно мне глаза побольше сделать?.. Просто сказка!

 

Вообще сумасшедших хватает, и одиночек, и целых кланов.

 

Возьмем, например, Африку. Очень любят они проводить над собой чудовищные эксперименты ’’пластической хирургии”. Причем, чем примитивнее племя, тем извращённее. И в основном с половыми органами. В член вставляют всевозможные предметы, вшивают шарики, разные гульки-мульки. Где-то аборигены прокалывают в кончике члена углубление и вставляют в него волоски с луковицей, они приживаются, вырастает щетинка – и член становится особенно хорош! С кисточкой! Некоторые вытягивают у женщин малые половые губы до 30 сантиметров, навешивают грузики, это считается красиво: для того, чтобы женщина была полноценной, при ходьбе губы должны слегка подшлепывать! Известно, как удлиняют шеи до фантастической длины путем постепенного добавления колец, без которых потом уже невозможно обойтись: мышцы атрофируются, шея падает, голова заваливается.

 

А вообще люди всегда стараются что-нибудь в себе изменить, издеваются над собой нещадно.

 

У нас, наоборот, женщины уменьшают длинные половые губы, чтобы не висели.

 

А лет 15 назад любимым народным занятием было восстановление девственной плевы, в Институте красоты такая операция стоила 18 рублей одним этапом и 36 рублей в два этапа: замена из местных тканей, дубликатура, минут двадцать работы – и никаких проблем в жизни.

 

Некоторые по несколько раз приходили. Сейчас часто приходят зауживать влагалище – новая мода. Но это довольно сложная операция, я ее не делаю, этим занимаются исключительно гинекологи.

 

“АНДРЕЙ” – Много пишут о чудесах косметологии – у людей появляется иллюзия, что можно сделать с собой все, что угодно. Ты устаешь от пациентов, желающих невозможного?

 

ВУЛЬФ – Ко мне однажды пришла женщина с ребенком: можно овал лица удлинить? – Нет. – А можно рост увеличить? – Нет. – А ноги кривые исправить? – Нет. – А ребенку нос сделать короче? – Нет. – Так чем, черт возьми, вы здесь занимаетесь?! – и ушла, хлопнув дверью.

 

Кстати, нельзя делать операции детям до того, как сформируются органы, а то может произойти сильная деформация при росте. Исключение составляют только уши, “готовые к употреблению” уже в 10 лет. А знаешь, почему носовые перегородки у 98 процентов людей искривлены влево? Я сделал открытие: это соотношение “правшей” и “левшей”. Все дети в детстве ковыряют в носу, причем, большинство залезает пальцами правой руки в правый носовой ход – отсюда смещение влево.

 

“АНДРЕЙ” – Ты считаешься, в основном, специалистом по носам?

 

ВУЛЬФ – Это наиболее распространенная и сложная в эстетической хирургии область. Я даже нос Ким Ир Сена делал: гениальная история!

 

Это было в 80-х годах. Ко мне пришли корейцы, целая делегация, привели актрису, которая играла роль умершей жены Ким Ир Сена. Он, старый, с удовольствием ходил на спектакль и смотрел, как по сцене мечется ’’его” молодая жена: она была будто бы во всем похожа.

 

Непорядок только с носом и немного с глазами, необходимо было сделать операцию. Но самое удивительное, что ни у кого не было фотографии жены вождя, ни в архивах, ни в альбомах – ни одной. По моей просьбе прислали фотографию с памятника: фас, профиль, три четверти – и я сделал ей нос ’’под памятник”. А мой коллега профессор Груша подтянул глаза.

 

А через года два-три опять делегация. Привезли актера, похожего на самого Ким Ир Сена, и тоже проблемы с носом. Его уже оперировали в Пхеньяне: засандалили в нос кусок пластмассы. А между тем близились съемки в эпохальной биографической киноленте, грим был невозможен: снимать должны были вплотную, без “спилберговских” штучек – в правдивом стиле соцреализма. По привезенной пластмассовой модели имплантата я должен был изготовить протез из хряща и пересадить актеру.

 

Заготавливают хрящи в ЦИТО, консервируют из ребер покойников. Традиционный материал, не отторгается организмом.

 

Смотрю, модель не подходит, тот нос, что нужен, не получится, надо же учитывать особенности пациента.

 

Предупреждаю представителей, а они в ответ: ’’Ничего решать не можем, делайте так, как утверждено в ЦК”. На операции присутствовали несколько человек в штатском, внимательно следили за каждым движением: я вырезал по модели хрящ, вытащил пхеньянскую пластинку из носа, подготовил ложе, посадил имплантат и показываю им, мол, результат не тот. ’’Ничего, – отвечают, – пусть, потом переделаете”. Через несколько дней сняли повязку, увидели ту деформацию, о которой я предупреждал, удалились и вскоре сообщают: ”Мы связались с Пхеньяном, теперь разрешили делать, как вы считаете нужным”. Переоперировал… Хорошо получилось. Пригласили даже на премьеру фильма.

 

“АНДРЕЙ” – А еще были знаменитости? Политики, актеры, поп-звезды?

 

ВУЛЬФ – Почти все… Но, скованный клятвой Гиппократа, не могу сообщить подробности. Смешные подробности… Но не могу.

 

А еще была история. Чудовищная. Пригласили оперировать мужика, чтоб сделать лицо поизящнее. Оказывается, он впоследствии должен был стать женщиной, хотел быть помиловиднее. И выясняется в ходе разговора, что он недавно яйца себе отпилил. Сам. Только жена помогала… Он еще и женат был… Несчастные люди. Сложная проблема, глубоко генетическая. Заложенная не на моем уровне.

 

“АНДРЕЙ” – К вопросу об уровнях… не бывает ли у тебя религиозного содрогания во время работы? Ведь ты изменяешь то, что создано Богом?

 

ВУЛЬФ – Я считаю, что Бог задумал человека прекрасно, но Его замысел иногда воплощается небрежно. И я просто помогаю, я замещаю Бога в этих делах. То-ли Он устает, то-ли какая-то субстанция не дорабатывает. Это напоминает мне опыты микробиологов: берут они эти свои чашки Петри с питательным бульоном, агар-агаром, наносят микроорганизмы и наблюдают, как они себя будут вести, как пожирают друг друга, как уничтожают.

 

И наша планета, как чашка Петри, валяется где-то во Вселенной забытая, непомытая, с остатками опытов… И если о ней не вспомнят, она уничтожит сама себя и все вокруг. Вообще я метафизик. И вам того желаю! Не надо воспринимать жизнь трагично. Она и так сама по себе чудовищно серьезна, потому что человек в конце концов превращается в прах. Жизнь можно воспринимать только через юмор и смех!

 

Вся наша цивилизация, весь животный мир – это паразиты на теле растений, это опухоль, плесень, пожирающая и уничтожающая благородный зеленый покров планеты, хлорофилл. Только растения, растительный мир имеют право на существование. Они – явление природы: захватывают фотон, синтезируют первично. Наша жизнь – просто какая-то ошибка. Но чтобы понять это, надо достаточно долго прожить. Причина смерти – кислород, сжигающий ткани.

 

“АНДРЕЙ” – Возможно ли в будущем создание препаратов, которые позволят жить вечно?

 

ВУЛЬФ – Конечно, во всяком случае существовать…

 

“АНДРЕЙ” – А душа?

 

ВУЛЬФ – Этот ’’серый комочек’’? Я искал-искал его, и тут и там, но не нашел. И никто о нем толком ничего сказать не может. Только, пожалуй, когда на гитаре играю, чувствую, как он в груди вздрагивает…

 

“АНДРЕЙ” – Давно не играл?

 

ВУЛЬФ – Да. А ведь когда-то я выступал с такими людьми! Общался с Булат Шалвовичем, с Визбором, с Никитиными, с Сашей Дуловым, с Городницким, с Женей Клячкиным, с Вихоревым.

 

В институте был капитаном команды КВН, с первого курса.

 

Потом руководил студенческим театром миниатюр.

 

Песни писал. На слеты ездил, с рюкзаками, водку пил… Был официальным аккомпаниатором замечательной певицы Ляли Фрайтер.

 

А сейчас жизнь разбросала всех. Работа, которой я занимаюсь, не позволяет рассеивать внимание, требует предельной концентрации. Она настолько интересна и настолько много дает, что захватывает целиком. И ты не можешь уже искать что-то в ’’ля-миноре”, невозможно отвлекаться. Я хочу постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство, это не зависит ни от печатных работ, ни от званий.

 

 

Система: врач, кандидат, доктор, профессор – порочна, потому что между оперирующим врачом-хирургом и оперирующим профессором разницы не должно быть. Надо просто хорошо делать свое дело. Я не собираюсь преподавать студентам, делать науку. Вся наука у меня в голове, есть ученики, которых я натаскиваю. Но им еще надо лет пятнадцать пооперировать в полную силу.

 

Интуиции не научишь, я уже говорил. Она, как музыка: или есть, или нет.

 

Работа становится жизнью. Мир нереальным, выдуманным. Ба-а-алдежным! Мне интересно!

 

Уже на пороге решетчатого лифта, когда мы с Вульфом прощально трясли друг другу руки, из квартиры тихо вышел Алекс, маленький вежливый сын доктора, обычно учащийся в школе на острове Сардиния.

 

‘’Сувенир, – сказал он серьезно. Алекс вообще казался гораздо серьезнее и даже взрослее своего папы. – Трансформер моей конструкции”.

 

На детской ладони лежало существо, собранное из частей, оторванных от разных игрушек: голова от одной, ноги от другой, крылья, колеса, лапы, снаряды от третьей, четвертой, пятой…

 

’’Этот малыш пойдет еще дальше” – подумал я, улетая вниз.

 

 

А сегодня, 26 июня 2021 года, Игорь Вульф окончательно улетел вверх, вместе с тем навсегда вернувшись на Родину.

 

На Троекуровском кладбище многие заметили странный рисунок облаков, готовящихся к грозам ближайших дней.

Они сложились в длинный клубящийся хвост, словно след от вертикально ушедшего в высоту реактивного самолёта.

 

Это заметила и ставшая бесконечно одинокой Галина – жена Игоря и совершенно такой, как я предполагал когда-то – серьезный, выросший в американского программиста, сын Алекс.

 

Весёлого тебе неба, Доктор «ДА»!