ЧЕРЕЗ ВРЕМЯ

Предисловие главного редактора:

 

Я пишу эти строки в 2017-ом, через 13 лет после выхода интервью с «Парком» в журнале. Годы причудливо перемешали все карты. Рокеры так и не смогли закрепиться на американском музыкальном пике и вернулись на Родину. И это несмотря на успехи, которые не удалось повторить никому из отечественных поп-исполнителей, кроме, разве что, парадоксального дуэта «Тату».

 

Саша Миньков превратился в мега-звезду нашей эстрады и телевидения, патриотического шансонье Александра Маршала, выразителя всего светлого, что есть в силовых структурах, в политике да и вообще в современной Российской Федерации. Алёша Белов так и остался неформальным, почвеническим и космополитичным одновременно, теперь он со своей фантастически поющей женой Ольгой Кармухиной умножают славу русского рока. Ян Яненков и Александр Львов иногда выныривают в лучи прожекторов во время редких бонусных появлений «Парка Горького», в блистающем образе рок-легенды прошлого.

 

Журналист Игорь Дробышев, золотое перо «Андрея», мятежно ушёл из редакции, а фотохудожник Рифат Юнисов, мой соавтор портрета музыкантов в железной решётчатой букве «А», внезапно умер молодым.

 

Помню, как мы делали фото для интервью. Это было на складе знаменитого мебельного магазина «Ленинский 101», его хозяин – гениальный предприниматель Сергей Васильевич Зуев в то время опекал и финансировал группу. Это был очень состоятельный человек, который мог себе это позволить, он рассказывал мне, как однажды выкупил у Стинга билеты на частную вечеринку «Роллинг Стоунз» в Калифорнии. Туда пускали только по пригласительным, но Сергей Васильевич столкнувшйся со Стингом в коридоре, по-купечески увеличивал сумму до тех пор, пока певец не сдался. Кажется, он купил билеты за 50 000 долларов кэшем.

 

Позже Зуев, когда-то бывший бригадиром грузчиков, сделавший себя сам в условиях лютого капитализма Перестройки, открыл мебельный центр «Гранд» в Химках и небывалый, площадью почти в сто тысяч метров, торговый комплекс «Три кита» на Можайке. Этот магазин Маршал настойчиво рекламировал по телевизору. «Есть «Три кита», все остальное – суета» пел Александр в рекламном ролике.

 

На фото слева Сергей Зуев вместе с Маршалом и со мной на одной из вечеринок в своём мебельном дворце.

 

Рассказывают, что среди строений этого комплекса был личный дворец хозяина с умопомрачительными красотами – бассейнами, банями, кинозалами, спальнями с драгоценной мебелью, техникой будущего и частным стриптизом. Зуев умел работать до упаду и отдыхал тоже широко и ярко. Этот большой и сильный человек, с харизмой русского народного мецената, отчаянно бился за свой бизнес с мафиози всех мастей, он почти положил на лопатки таможню и милицию, занимаясь глобальными схемами по ввозу предметов роскоши в обход налоговых органов. Но встрепенувшееся через десяток лет государство, с нескольких заходов, преодолев междуусобные коррупционные игры чиновников, победило – и он надолго сел в тюрьму, как контрабандист и крёстный отец мебельной мафии…

 

Но всё это было потом, а тогда, в начале девяностых, будущее ещё только наклёвывалось и Зуев, страстно любивший рок-н-ролл, подхватил оставшийся без продюсера «Парк Горького».

 

Мы весело балагурили на складе, куда мастера фирмы «Милое дело» привезли сваренную ими из железных прутьев гигантскую эмблему журнала. Ведь ни компьютеров, ни фотошопа тогда у нас не было и творческие замыслы приходилось воплощать вживую. Но, зато, как это было интересно!

Просто дух захватывало от масштабности! По моей идее музыканты должны были вписаться в эту, напоминающую рельсы американских горок и одновременно решётку несвободы конструкцию.

Но почему несвободы? Такой уж, по-моему, была судьба этой группы с самого начала. Она была создана талантливым и властным продюсером Стасом Наминым, внуком одного из руководителей СССР Анастаса Микояна. «Парк Горького» был им глобально просчитан как искусcтвенная коммерческая поп-структура в стиле хард-н-хэви и глэм-рока с ориентацией на западного слушателя, на волне моды на нашу распадающуюся империю. Он включил в состав нового коллектива испытанных профессионалов, работавших в его прошлых проектах.

 

Талантливый и обладавший огромными возможностями Стас Намин, прекрасный музыкант и композитор, открыл на базе помещения Летнего театра в московском Парке культуры и отдыха им. Горького творческую лабораторию, где взращивал таланты в придуманных им проектах. Оттуда же, кстати, выпрыгнул в свет ныне харизматичный Гарик Сукачёв, начинавший в наминской «Бригаде C».

 

На фотографиях сверху группа в полном своём первичном составе на фоне центрального входа в Парк Культуры и Отдыха в Москве в 1987 году и на улице Нью-Йорка вскоре после перееза в США.

 

Имидж «Парка Горького» и его первичный репертуар оттачивался продюсером в течение 1987/88 годов во время репетиций, на одной из которых я познакомился с ребятами. Забавно, что представил меня рокерам ни кто иной, как Арнольд Шварценеггер, приехавший в Москву для съёмок боевика “Красная жара”. Я готовил со Шварценеггером большое интервью и вместе с ним приехал в «Центр Стаса Намина», который как символ освобождения от оков тоталитаризма в то время предъявляли достойным внимания иностранным гостям. Это было частью культурной программы.

 

Мы оказались в Парке Культуры глубокой ночью, после целого дня, проведённого с американским артистом, с нами были представители съёмочной группы во главе с режиссёром и продюсером Уолтером Хиллом, известным по фильмам «Побег» и «48 часов». Нам показали студию звукозаписи и молодых смущавшихся рокеров из новой группы «Парк Горького».

 

Один из ребят, кажется, Николай Носков, который тогда был вокалистом коллектива, передал Шварценеггеру гитару – и тот взял перед моей фотокамерой пару аккордов. “Я всегда любил панк-рок”, – смачно сказал американец. Через несколько лет в клипе группы «AC/DC» у Арнольда будет такое же выражение лица.

Шварценеггер знакомился со смущёнными музыкантами «Парка Горького», не вынимая сигары изо рта. Ему передали гитару – и Арнольд взял перед фотокамерой пару аккордов. “Я всегда любил панк-рок”, – смачно сказал он.

На фото слева направо: Алексей Белов, Николай Носков, Александр Миньков (будущий Маршал), Арнольд Шварценеггер, Александр Львов, Ян Янненков. 

 

С этим моим первым визитом в «Центр Стаса Намина» связана смешная и скандальная история, о которой, наконец, уже можно рассказать.

 

Когда, после знакомства с рокерами, Шварценеггера и его коллег повели экскурсией по помещениям Центра, тут и там ненавязчиво встречались импровизированные столики с симпатичными закусками и выпивкой, а во главе встречающей стороны суетился улыбчивый человек кавказского вида с длинными кудрями и чёрной бородой, одетый неформально, в какой-то, как мне показалось, фартук или комбинезон. Он разливал половником по кружкам горячий пунш, что-то громко говорил и все время оказывался в центре кадров моего фоторепортажа, перекрывая Шварценеггера. По сравнению с бодибилдером он казался невысоким и полноватым. А мне, тогда очень юному, казался человеком старшего возраста.

 

Особенно разозлило меня то, что за ним неотступно следовал похожий на школьника фотолюбитель, вооружённый огромной, произведённой в ГДР широкоплёночной камерой «Пентакон», он оттеснял меня со съёмочных позиций и непрерывно делал серии снимков, быстро перезаряжая плёнку. Стоило мне найти интересный кадр и – этот парень сразу вылезал откуда-то из-за спины, делая широкоплёночную улучшенную копию этого кадра. Я заметил, что они находятся в контакте с угощавшим гостей чернобородым, тот ориентировался на камеру фотолюбителя и, подыгрывая ему, эффектно позировал перед его объективом с голливудским героем.

 

Улыбчивого с человека с пуншем, которого, надо сказать, я твердо принял за шеф-повара, попросившего кого-то поснимать его на память, мне пришлось строго и громко призвать к порядку, буквально руками отодвинуть в сторону из моего репортажа. Тот сверкнул глазами, но не стал усугублять конфуз перед иностранцами – и я в тот день так и не узнал, что строил и кантовал Самого всесильного хозяина гостеприимного Центра, в котором мы находились. Центра, кантовать и строить который были коротки руки даже у КГБ.

 

Да это был он – известный обществу под псевдонимом Стас Намин, полный тёзка своего великого деда Анастаса Микояна. Благодаря своей громкой фамилии, отзвуки которой звучат даже в названии самолётов МИГ, Стас вырос свободным и независимым в несвободном советском обществе. Он уже тогда мог высказывать свои мысли и делать почти всё, что захочется. Сознаюсь, что я, в те времена наивный юноша, как и большинство жителей страны, даже не подозревал, что фамилия Намин как-то связана с Микояном. Я воспринимал некого абстрактного музыканта Стаса Намина, руководителя Центра в Парке Культуры по афишам концертов его группы, которые видел развешанными по городу. На этих афишах в середине коллективного портрета «Группы Стаса Намина» мне запомнился её лидер-вокалист (теперь-то я уже знаю, что это был Александр Лосев) – длинноволосый блондин нордического вида. Вот его-то я и считал тогда Стасом Наминым.

 

Правда обрушилась на меня лишь спустя несколько месяцев, когда приглашённый кем-то из музыкантов «Парка Горького» я радостно вернулся на место событий, чтобы присутствовать на встрече группы с всемирно известной американской командой «Бон Джови».

 

Вот тут-то, как только музыканты начали эксцентрично позировать для моих снимков, все вздрогнули от резкого окрика – ко мне шёл знакомый уже чернобородый человек, оказавшийся Стасом Наминым. Но уже не с гостеприимной улыбкой, а с выражением феодальной деспотии на лице. Он громко и с удовольствием выставил меня вон.

 

Потом, через несколько лет, наши отношения все-таки образовались. Мы урегулировали моменты первых встреч и воспринимаем их теперь только с юмором. В 2002 году журнал «Андрей» разместил большое интервью Стаса Намина как знак интереса и симпатии к этому многогранному человеку. Мне кажется, эта симпатия взаимна.

Не далее, как вчера, переходя улицу на повороте к парку “Музеон”, я заметил за стеклом пролетевшего «Мерса» знакомый взгляд, а потом, обернувшись, увидел поднятую из люка удаляющегося автомобиля приветственную руку…

 

На фото слева портрет Стаса Намина для журнала «Андрей». Фотографы Вадим Ригин и Алик Нижегородцев.

 

Но это было через время, а тогда, после судьбоносной встречи с «Бон Джови» и организованного Наминым совместного выступления с группой «Скорпионз», «Парк Горького» получил свой американский шанс, сумел достигнуть успеха, но был торпедирован неудачами и в конце концов распался. Кто-то из них пытался остаться в Штатах в одиночку, пробовал какие-то проекты, но без мощной поддержки продюсеров сделать что-то заметное и громкое не получилось. Из всех ребят после распада группы я чаще виделся с Миньковым-Маршалом, который при поддержке Зуева начал успешный сольный проект в Москве.

 

В 2000 году на правах старого приятеля я снимал его для своего веселого выставочного фотопроекта, где Шуфутинскому досталась балетная юбка, «Лицею» – вампирские зубы, Юрию Антонову – кошечки, а Александру Маршалу, одетому в белоснежный костюм, – знаменитое и не очень приличное эстрадное движение Майкла Джексона. Именно тогдашнее увлечение белыми костюмами, объединявшее нас с Маршалом, однажды бросило меня прямо в объятия Аллы Пугачевой.

 Пугачёва вышла из моих объятий и поспешила в объятья Маршала с артистически точным посылом роковой красавицы, эдакой Кармен, уходящей навсегда… Ну а я, насколько сумел, попытался отыграть образ Хозе. Вот этот-то миг и успел запечатлеть очухавшийся, наконец, Дробышев…

На фото: Алексей Вейцлер и Алла Пугачёва на дне рождения Александра Маршала.

 

Это случилось, когда Александр пригласил меня в ночной клуб на свой юбилей. Было лето, по дороге я сорвал с клумбы розу и вставил её в петлицу. В торжественно–полутёмном зале, среди прибывающих звёзд эстрады, весь в белом, с красной розой на лацкане я поджидал свою опаздывавшую девушку около входа. В этот момент во главе пёстрой свиты в зал вошла Примадонна.

 

В контражуре, обманувшись моим праздничным костюмом и, видимо, приняв за именинника, она подошла и, прежде чем я успел возразить, крепко обняла и расцеловала. А потом стала вручать подарок – живописную картину с её собственным изображением в каких-то рыцарских латах. Главную ценность полотна, на мой взгляд, составляла красивая рама.  Думаю, этот романтический портрет прислал Пугачёвой какой-нибудь самодеятельный художник из числа поклонников её таланта.  

 

Понимая всю забавность момента, я махая рукой за своей спиной старался привлечь внимание автора интервью с «Парком Горького» журналиста Игоря Дробышева, который тоже пришёл на вечеринку. У него был с собой фотоаппарат, я заблаговременно проинструктировал его искать интересные кадры, но Игорь, как назло, именно в этот момент вгрызся в большой шмат фуршетной сёмги и никак не мог от неё освободиться. Пока он обратил внимание на мои знаки, жевал и проглатывал, расчехлял и включал камеру, наводился на резкость – картинка ушла!

 

Недоразумение разрешилось, кто-то шепнул и перенаправил энергию Пугачевой на настоящего юбиляра, который взволнованно подоспел из-за дальнего столика… Она вышла из моих объятий и поспешила в объятья Маршала с артистически точным посылом роковой красавицы, эдакой Кармен, уходящей навсегда… Ну, а я насколько сумел, попытался отыграть образ Хозе. Вот этот миг и успел запечатлеть очухавшийся рыбный гурман Дробышев… И надо признать, он сделал-таки прекрасный кадр! Алла потом, так и не выйдя из рокового образа, то и дело строго и чуть обиженно поглядывала на меня. И мне действительно было неловко.

 

В следующий раз я пригласил Маршала в наш проект, посвящённый истории кино. Вместе с Леной Темниковой из группы «Серебро» они изображали вариации на тему фильма «Унесённые ветром».

Александру Маршалу шли усики Кларка Гейбла, он артистично обнимал истерически нервную и творческую Лену. Это было так достоверно, что временами она была близка к потере сознания. Темникова даже тихонько стонала, вздрагивая всем телом, её длиннющие чёрные ресницы медленно, как у куклы, закрывались…

На фото: Лена Темникова и Александр Маршал в образах героев фильма «Унесённые ветром».

 

Александр артистично и страстно обнимал истерически-нервную и творческую Лену. Это было так достоверно, что временами она была близка к потере сознания. Темникова даже тихонько стонала, вздрагивая всем телом, её длиннющие чёрные ресницы медленно, как у куклы, закрывались…

 

На крупных планах я заметил через объектив, какими усталыми и грустными стали через время глаза Саши. Или это была часть образа героя прославленного фильма?

 

Александру Маршалу шли усики Кларка Гейбла и он очень органично чувствовал себя в этом американском образе, видимо, закалка штатовской эмиграции «Gorky Park» все-таки живёт где-то в его настоящем русском характере.

 

Летят годы, тасуя карты жизни. Что-то меняется, что-то остаётся навсегда. И невозможно угадать, цепочки каких событий последуют за каждым шагом через время.

 

Так, например, посмотрев на автограф, который музыканты из «Парка Горького» нарисовали в конце своего интервью для журнала «Андрей», можно догадаться, как могла возникнуть идея неприличного лейбака сатирической группы «Ленинград», созданной через тройку лет после нашей, прогремевшей на всю страну, публикации…

 

 Алексей Вейцлер

 

 

 

Мы представляем это интервью именно таким, каким оно вышло в журнале «Андрей» в 1994-ом, без купюр и поправок. От имени журнала «АНДРЕЙ» с рок-музыкантами говорит журналист ИГОРЬ ДРОБЫШЕВ:

ак совпало, что знаменитый детектив Мартина Круза Смита «Парк Горького» я впервые прочитал в 1988 году – почти одновременно с информацией о том, что некая советская рок-группа с таким же названием отправилась за океан покорять Америку. «Ребята – не промах», – подумал я тогда. Мартин Смит «раскрутил» название «Горки Парк» в Штатах, сделал известным…

И тут приезжают какие-то советские музыканты и начинают с успехом использовать эту, можно сказать интеллектуальную собственность писателя. Вспомнился случай с группой «Лед Зеппелин», которую пытались засудить родственники графа Цеппелина…

Спустя шесть лет я сижу с «горкиз» (так американцы называют эту четверку из «Горки Парк») в номере московской гостиницы «Белград», и подбрасываю им эту «феньку» – для «разогрева». «Думаю, в Америке поняли, – говорит кто-то из ребят,- что это простое совпадение, хотя и удачное для нас. Сначала ведь хотели назваться «Иваном», даже «Сталиным», но потом сошлись на «Парке Горького». Мы же целый год в нем провели, работая в студии над своими первыми записями…»

За окном – совсем не калифорнийские 30 градусов ниже нуля. Гитарист АЛЕКСЕЙ БЕЛОВ стоит у окна и впервые за несколько лет читает свежую московскую газету. Он сильно простужен: губы обметаны лихорадкой, не дышит нос. Его коротко подстриженные высветленные волосы в сочетании с наглухо застегнутым сталинским френчем и по-вьетнамски широченными черными брюками, делают его похожим не то на седого Гамлета, увлекшегося «дзен-буддизмом», не то на Сухэ-Батора, подпавшего под влияние экзистенциалистов.

Второй гитарист, ЯН ЯНЕНКОВ, наоборот, одет почти по-летнему. Под курткой у него – лишь майка с вызывающе огромным вырезом, который открывает загорелую волосатость сильной грудной «плиты» и рифленость пресса. «Все, чем богат, должно быть на виду»,- говорит он с улыбкой «фирменного» Казановы.

Бас-гитарист АЛЕКСАНДР МИНЬКОВ жалуется на погоду и пьет водку «Кубанская». «Вот, греюсь, – он виновато смотрит на полупустую бутылку. – С детства не переношу холод». Рослый и плечистый, как петровский гренадир, он из тех, кому на флоте полагается двойная порция. Сообщаю ему об этом и наливаю еще «одну» для него. Не забываю и себя.

Барабанщик АЛЕКСАНДР ЛЬВОВ возится с переносным компьютером «покет-бук», – вещью незаменимой в американском быту. «В туалет с ним разве что не хожу», – говорит он. Рядом, на столе разложены видеокамера и несколько фотоаппаратов. «Вот: увлекся, накупил, а на освоение – времени нет»…

 

Эти четверо, каждому из которых уже прилично за тридцать, ВОЗМОЖНО, не подозревают, что имя им – ФЕНОМЕН. Подобно русским шахматистам, теннисистам, без которых уже нельзя представить верхние строчки мировых рейтинговых таблиц, они совершили доселе невозможное, заняв свою собственную нишу в американском, а значит, и в мировом шоу-бизнесе.

 

 «АНДРЕЙ»: Для меня «Парк Горького» стоит в одном ряду с «Песнярами» – первой советской группой, приехавшей в Америку. Это 6ыло в середине 70-х. Если провести параллель с завоеванием русскими космоса, «Песняры» сделали примерно то, что сделал Гагарин, о6летев вокруг Земли и вернувшись о6ратно. Вы же у меня ассоциируетесь с полетом Леонова, который совершил уже выход в открытый космос. Вы тоже вышли…

БЕЛОВ: (Смеется) Но не вернулись…

«АНДРЕЙ»: Была ли Америка для Вас космосом, когда Вы туда приехали?

МИНЬКОВ: Для меня это был страшный космос… В один из первых дней нас привезли на Манхэттен в Нью-Йорке. Я засмотрелся на что-то, и «снес» лбом общественный телефон.

БЕЛОВ: Кстати, о «Песнярах». Я был фэном это группы, ходил на их концерты. Но нравились они мне лишь до той поры, пока у них не наступил перелом и начался «после-вологодный» совковый период, когда они стали петь песни Александры Пахмутовой. Тем не менее их рок-обработки народных песен – это просто фантастика.

«АНДРЕЙ»: Один из «песняров» спросил у кого-то в Америке: как здоровье соул-певца Отиса Реддинга? А ему сказали: он умер десять лет назад. У Вас, видимо, таких казусов не 6ыло?

БЕЛОВ: Нет. Но при всем уважении к «Песнярам», я с трудом могу провести параллель между ними и нами. Их поездка все же смахивала на визит рок-н-ролльного «ансамбля имени Александрова». То есть это был культурный обмен. Они, насколько я знаю, ездили по американским колледжам с какой-то кантри-группой, пели на русском или белорусском. Мы приехали группой, которая уже пела на английском языке. И оказались там не потому, что нас кто-то проталкивал, или мы это выиграли в лотерею. Наши «демо»-записи слушали различные музыканты: «Бон Джови», «Твистед Систерз», «Карз»… Благодаря их мнению, мы и приехали. Уже был контракт на запись нашей пластинки. У нас сразу же началась большая рекламная кампания. Как только вышел альбом, пошла реклама на МТV. Иногда мы по нескольку раз в день видели клип одной и той же своей песни. Позже журналы, газеты, прежде всего – «Биллборд», постоянно следили за нами: мол, первая русская группа продала уже 100 тысяч пластинок, 200 тысяч…

«АНДРЕЙ»: Мы прервали интересную мысль о космосе. Есть ведь еще один космос: когда человек выпивает 6утылку водки, закрывает глаза, и у него начинается состояние невесомости. В Союзе конца 80-х со спиртным было плохо. Я знаю, что многие не выдерживали испытания американским алкогольным изо6илием.

ЛЬВОВ: В Америке очень популярна наша водка. Ее сокращенно называют «Столи», то есть «Столичная». Те американцы, которые стали нашими друзьями, переключились на водку с томатным соком, «Кровавую Мэри».

МИНЬКОВ: Они называют это «Горкиз дринк» – «Напиток «Парка Горького»». Мы знаем, что, например, Аксл Роуз и его группа «Ганз-энд-Роузес» «подсела» на него. Из-за сока водку почти не чувствуешь. А потом все надираются так, что языком еле ворочают.

ЛЬВОВ: В Америке, если говорить о кайфе, есть и «плохой космос» – наркотики. Это бизнес «номер два» после военного. Весь Голливуд, все звезды «летают» на разных его «орбитах». Кокаин, лед, таблетки…

«АНДРЕЙ»: Если продолжить космическую аналогию, входят в плотные слои атмосферы и сгорают…

ЛЬВОВ: Очень многие… Наш хороший друг Гленн Хьюз из «Дип Перпл» был практически на том свете, но вовремя остановился.

ЯНЕНКОВ: Через год после приезда, когда пообвыклись, поробовали разок «кислоту» – ЛСД. А что! Пол Маккартни и Джон Ленон тоже пробовали.

«АНДРЕЙ»: ЛСД, как они тогда признавались, невероятно расширяет границы человеческого «Я». Что они имели ввиду?

БЕЛОВ: Под его воздействием сознание работает намного сильнее и быстрее. Например, твой глазной аппарат как бы превращается в микроскоп. Если ты посмотришь на пол, то увидишь каждую пылинку. На свое отражение в зеркале, не подготовившись, смотреть не советую. Увидишь себя намного глубже: не просто поры на коже, все свои капилляры…

Весьма неприятная картина. Когда я в первый раз принял ЛСД, у меня был страшный, какой-то неземной секс с фантастической женщиной. Она то принимала формы какого-то странного цветка, то обволакивала меня всего, как густой сироп… Мы занимались любовью всю ночь. Наутро оказалось, что я просто трахался с матрацем.

«АНДРЕЙ»: Что еще пробовала группа «Парк Горького»?

ЛЬВОВ: «Машрумз», то есть грибы, кокаин…

МИНЬКОВ: Из любопытства. Дальше не пошло.

«АНДРЕЙ»: Важное заявление. У Саши Минькова не пошло.

МИНЬКОВ: У всех не пошло! Жить-то хочется. Сначала пробуешь, чтобы «протащиться». А потом… Какое удовольствие? Просыпаешься – кровь из носа идет. От кокаина, например. Ты сморкаешься, а у тебя все там… разорвано.

«АНДРЕЙ»: (Загибая пальцы): Значит: кокаин, ЛСД, «машрумз»…

ЯНЕНКОВ: Марихуану.

БЕЛОВ: «Экстази»…

«АНДРЕЙ»: Это что такое?

МИНЬКОВ: Это для женщин. Полтаблеточки раскрошить и добавить в чай девушке. Такая «пила» начинается – невозможно остановиться… У меня подружка есть – Кимберли. Она раньше стрипершей работала. Они (кивает на остальных) все потом узнали ее. Близко. Я познакомился с ней в клубе. Пришли к ней домой. Хочешь «экстази», говорит. А что это?- спрашиваю. Так не объяснишь, отвечает, надо пробовать. Ну я человек любопытный. Говорю: давай. Сгорела хата, гори и сарай! Она съела целую, а мне – половинку. Потом – по одной затяжке марихуаны. Что со мной было… Желание иметь женщину настолько возрастает! Короче, «пилились» мы с ней до утра. Я стер себе все в кровь. Неделю потом не мог смотреть на женщин…

«АНДРЕЙ»: А крэк?

МИНЬКОВ: Это один из «хэви драгз» – сильных наркотиков. Героин, морфий – из той же серии… Мы их не пробовали – не дураки, знаем, как это затягивает.

«АНДРЕЙ»: И потом, там иглы…

ЯНЕНКОВ: Кокаин-то вообще раньше прописывали в малых дозах – как снотворное. Но тот кокаин, который продают сейчас в Америке на улицах – отрава. Когда полиция берет продавцов и проверяет их «товар», там чистого кокаина – 10-15%, остальное – химикаты. Поэтому-то у людей «крыши» едут.

БЕЛОВ: Но на чистый кокаин мы все равно никому не советуем «подсаживаться». Очень сильный наркотик. Ну попробовал разок, понял, что это действует, как десять чашек кофе, и сексом можно заниматься часов десять без остановки… И все.

МИНЬКОВ: Мы знаем людей в Америке, которые из-за этого ушли из жизни. Был такой рок-н-ролльный комик – Сэм Киннисон. Тусовался среди «Бон Джови», «Мотли Крю» и других. Он погиб на обратном пути из Лас-Вегаса, после свадьбы. Попал в автокатастрофу. Из-за «спид-боллз». Это кокаин с героином. Вместе они дают эффект «ап-энд-даун». Кокаин – это наркотик, который поднимает тебя «ап» – высоко, героин – наоборот, опускает тебя совершенно «даун». Твое сердце просто не выдерживает. Сэм Киннисон, барабанщик из «Тото» Джефф Паркаро… Одна ситуация. Кроме того, наркота высасывает из тебя все деньги. А я вместо этого создал студию, стоящую миллионы долларов.

ЯНЕНКОВ: Мы были как-то на студии Фрэнка Заппы. Такая классная! Спросили: откуда она у тебя? Фрэнк ответил: другие музыканты в 70-е нюхали кокаин, пронюхали все свои деньги. А я вместо этого создал студию, стоящую миллионы долларов.

МИНЬКОВ: Да, кокаин – это самый дорогой наркотик… Если продолжать эту тему, то надо рассказать одну смешную историю. Как-то мы делали антинаркотиковую программу с Белым Домом, которая называлась: «Just Say: No! ». Ее возглавляла тогда Нэнси Рейган. А мы к тому времени задались целью попробовать «мэджик машрумз», о которых много слышали. Это обыкновенные грибы, народное средство типа травы-муравы… Их съедаешь и такое начинается… Вернулись мы из Вашингтона в Нью-Иорк, где тогда жили. Идем по улице и видим: стоит на углу парень и говорит: «Машрумз, машрумз». Подошли. Он спрашивает: вам на сколько. На 20 долларов, говорим. Есть во что насыпать? Леша достает листовку этой антинаркотиковой программы -у него ничего другого в кармане не было. Чувачок достал «товар», начал сыпать, а сам читает: «Скажи «нет» наркотикам!». Леша говорит: не бойся, мы не полиция. Но смешнее всего было то, что грибы не сработали, «левыми» оказались. Мы сожрали весь кулек и смотрели друг на друга: «Ну, что дальше?» То есть шампиньонов сухих наелись за 20 долларов!

«АНДРЕЙ»: Общеизвестно, что наркотики заставляют музыкантов «воспарять» к творческим вершинам…

МИНЬКОВ: Когда мы работаем концерты, не то что наркотики – спиртное не употребляем. Столько энергии отдаем, что можем умереть прямо на сцене – сердце остановится. После четвертого-пятого концерта только начинаешь втягиваться, а первые два… Какие наркотики! Думаешь, как бы выжить. Весь – белого цвета, дыхания не хватает. Это тяжелый артистический труд.

БЕЛОВ: За концерт теряем по три килограмма.

«АНДРЕЙ»: Ян, я помню лет семь назад ты стоял на сцене в группе Стаса Намина и пел песню «Мы желаем счастья вам». Рядом «на подпевках» работал молодой паренек Саша Малинин. Теперь это совсем другой человек…

БЕЛОВ: Он сильно поправился…

«АНДРЕЙ»: Он считается одним из ведущих исполнителей. У него сольные концерты, самые большие залы, заработки …

БЕЛОВ: Дай Бог ему здоровья! Но вот Саша Малинин много мог бы рассказать о разных наркотиках. Не знаю, как сейчас, но тогда он был в курсе.

«АНДРЕЙ»: Ян, тем не менее… Может, лучше было остаться в России и, как Саша Малинин, добиваться успеха здесь, чем быть одним из очень многих – там?

ЯНЕНКОВ: Но у нас ведь это не из-за денег. Из-за кайфа. Когда включаешь до конца усилитель «Маршалл», берешь гитару «Фендер» и начинаешь играть настоящий рок-н-ролл… Малинин он – да, зарабатывает деньги, но в России сейчас много бизнесменов, которые зарабатывают гораздо больше него. И еще: во всем мире о нем никто никогда не вспомнит – ни в Европе, ни в Америке. Его как не знали, так и не будут знать за пределами страны. А нас знают. Это для меня более важный критерий.

«АНДРЕЙ»: То есть, зарабатыванию крутых денег в России Вы предпочли рок-н-ролльную, неденежную романтику?

БЕЛОВ: Трудно сказать, что неденежную. В тех странах, где мы популярны, за один концерт получаем столько, сколько Саша Малинин, наверное, за полгода.

«АНДРЕЙ»: Ваши самые крупные аудитории?

БЕЛОВ: Мы играли в Дании, на Мид-Фюнст, перед 55 тысячами. На фестивалях, где аудитории достигали ста тысяч. Выходили, скажем, между группой «Миднайт Ойл» и Бобом Диланом.

МИНЬКОВ: Между Би-Би Кингом и Брайаном Адамсом…

БЕЛОВ: У нас есть золотые и платиновые альбомы, которые мы честно заработали своим потом и кровью. Они висят на стенах в нашем трехэтажном доме в городе Лос-Анджелесе…

ЛЬВОВ: У каждого в этой жизни есть своя мечта. Когда в бывшем Союзе начались перемены, и музыканты стали зарабатывать деньги мешками, собрался «Парк Горького». Мы сделали несколько концертов и, получив свой «мешок», решили, что он не приближает нашу мечту. Тогда мы сели в студию и провели там два года. Без денег. Мы с Лешей Беловым зад к заду спали, укрываясь одним одеялом – только для того, чтобы дойти до нашей мечты.

«АНДРЕЙ»: В чем она была, Ваша мечта?

ЛЬВОВ: Америка, рок-н-ролл, гастроли… Чтобы нас узнал мир.

БЕЛОВ: Это одна сторона мечты. Мы выросли на западной музыке. Я страшной, глубокой ненавистью ненавидел советскую эстраду. Если мне удавалось выживать, не работая в советских коллективах, я это делал. И это, я считаю, воспитало мой вкус. И когда я включаю магнитофон и слушаю наши записи, я понимаю, что это сделано на том самом уровне, на котором я мечтал играть. Мы вносим свою лепту в мировое развитие музыки. Хочешь не хочешь, а миллион-полтора пластинок мы уже продали. Во всем мире, понимаешь? Есть такие страны, в которых продается десять тысяч копий, и их еще миллион человек переписывает. В Индонезии, например. То есть, ты бросил туда свою энергию, и она будет жить годами. Вот это вторая сторона мечты. И я думаю, что моя мечта сбылась. Сейчас мы просто пытаемся подняться на другой, более высокий уровень.

МИНЬКОВ: У нас было много напрягов. С менеджером, например. Мы даже перестали работать на какое-то время. И, тем не менее, про нас продолжали говорить по телевидению, писать в газетах. Почему? Мы первая русская группа, которая приехала в Америку, стала известна не только там, но и во всем мире. Мы знаем, что ее имя будет вписано в историю мировой музыки.

БЕЛОВ: Даже если сейчас погибнем в автокатастрофе… Не дай Бог! (Все стучат по дереву)

«АНДРЕЙ»: Раз уж Вы часть всемирной истории, было бы интересно узнать, с чего все началось. Как вообще каждый из Вас пришел в музыку, в рок? Было ли распутье?

БЕЛОВ: У меня его не было. Я музыкой занимался серьезно с семи лет, в музыкальную школу ходил по классу скрипки. Была еще там нагрузка странная – домра или баян. Родители выбрали баян. Скрипку я потом забросил, начал играть на гитаре: подбирал «шейки», битлов, «Лед Зеппелин». Хотя несколько лет неплохо занимался боксом. Но музыка перевесила.

ЯНЕНКОВ: А я с домры начинал – в кружке дворца культуры в подмосковном Ступино, где родился. Год там прозанимался, а потом открыли гитарный кружок. Правда, много времени уходило на спорт – отец меня еще семилетним записал в хоккейную и футбольную секции. Скажем, зимой – три раза в день тренировки, в субботу или воскресенье – игра. Всю область объездил с командой – Воскресенск, Подольск, Серпухов…

МИНЬКОВ: Я закончил музыкальную школу по классу фортепьяно, но все свободное время играл на бас-гитаре. Помню, мы с отцом сделали бас-гитару из обыкновенной, поставили вместо звукоснимателя микрофон от телефона и подключили к радиоприемнику «Балтика». Первая вещь, которую подобрал на басу – какой-то вальс с пластинки Хампердинка. Вторую гитару буквально вырубили топором из доски. Струны для нее срезали ночью с пианино, что в клубе стояло.

ЛЬВОВ: Я был филевской шпаной. Захаживал, правда, в авиамодельный кружок. Спорт? В самбо не взяли по возрасту. В бассейне сказали: переросток. В общем торчал на улице. Как-то узнал: на трубном заводе есть духовой оркестр. Решил попробовать. Моим первым инструментом была труба. Помню, в первый же день у меня сильно опухли губы. Ну, думаю, это не то. Увидел барабан: клево, от него губы болеть не будут!

«АНДРЕЙ»: Помню себя в детстве. Катался на плотах, баллончики от сифона в костер клал… Джон Леннон, скажем, воровал в магазинах.

БЕЛОВ: Я не воровал, хотя жил в бандитском районе Медведково, куда перехал с Волхонки (я там родился и жил рядом с музеем Пушкина). Я делал ружья, которые стреляли серой от спичек и гвоздями. Взрывал бомбы из магния и марганцовки. Одна из них как-то в руках жахнула. Слава Богу, никаких повреждений. Только полный рот марганцовки.

МИНЬКОВ: В военном городке, где я вырос, была самолетная свалка. Полазить по ней было святым делом. Это был Краснодарский край. Все поля распаханы. Как-то приятель споткнулся, глядь – немецкая мина, ржавая. Раскопали еще штук пять. Приперли мы их к одному из нас домой, на балкон. С трудом открутили головку у одной. Тол от времени слежался, стал как камень, и мы его гвоздем ковыряем. Тут на балкон выходит отец приятеля – и сразу получает инфаркт…

«АНДРЕЙ»: С детством и отрочеством все ясно. Следующая глава жизни «горкиз»: «Мои университеты» – кажется, так?

БЕЛОВ: После 8 классов – архитектурный техникум, где ничем другим, кроме рок-н-ролла, не занимался. Как ни странно, получил «красный» диплом.

ЯНЕНКОВ: Я окончил авиационно-технологический институт, хотя все время пропадал в своей рок-группе.

МИНЬКОВ: Кроме самолетов и военных, я с детства ничего не видел. Поэтому после 10 классов – авиационное училище. Но, доучившись до второго курса, понял, что смогу быть только рок-музыкантом.

«АНДРЕЙ»: А как же небо? «Есть одна у летчика мечта»…

МИНЬКОВ: Я до сих пор им брежу. Склеиваю модели военных самолетов НАТО в масштабе 1:48. Их у меня больше тридцати.

ЛЬВОВ: Я-то, честно говоря, путаюсь, в каком техникуме учился: не то в машиностроительном, не то в станко-инструментальном. Помню лишь, что на первую стипендию – я ее получал только один месяц, потому что сразу же стал двоечником – мать мне купила магнитофон «Дайна». Мне тут же кто-то записал «Гранд Фанк», которая оказалась для меня первой «фирменной» группой. С нее все и началось.

«АНДРЕЙ»: Как, даже прежде «битлов» и «роллингов»?..

ЛЬВОВ: Да, вот так. С «Битлз» у меня вообще не получилось. Магнитофон «Романтик», на котором я их впервые услышал, выдавал звук такого чудовищного качества…

«АНДРЕЙ»: Нестандартно. А песня, которая «убила» наповал?

ЛЬВОВ: У меня такой нет.

«АНДРЕЙ»: Не может быть!

ЛЬВОВ: Серьезно. Разве что… Давид Тухманов: «Опять от меня сбежала последняя электричка…» Я ее играл на свадебках с тремя мужиками. Помню, за первую свадьбу заработал 5 рублей, за следующую – аж 8, потом была стандартная ставка – 10. Да еще на такси меня привозили и отвозили – в пятнадцать-то лет! В этом был кайф. Да и родителям помощь…

МИНЬКОВ: Моя самая любимая песня – «Отель Калифорния» группы «Иглз». Суперхит. В ней есть все, и у меня от нее до сих пор мурашки по коже… Но вначале, конечно, были «Битлз». Помню, позвонил приятель – мы тогда в пятый класс ходили – и говорит: мол, достал кассету там бабы так поют – обалдеешь! Это было знаменитое «битловское» многоголосие. Потом «Юрайа Хип», рок-опера «Иисус Христос супер-звезда», которую я знал наизусть и пел. «Гранд Фанк», «Лед Зеппелин»…

БЕЛОВ: Самое большое впечатление – битловская «Come Together». Далее – хиты «Роллинr Стоунз», «Криденс», «Лед Зеппелин», «Дип Перпл», «Дженесиз», «Йес»… Но строго на роке я никогда не «зарубался» – скажем, мог играть фьюжн, классический джаз, диксиленд и тут же «Эй-Си/Ди-Си».

ЯНЕНКОВ: Меня сначала потрясла битловская «Can’t Buy Ме Love», очень нравилась их «The Long and Winding Road». Но на первое место поставил бы ленноновскую «Imagine». Лучший альбом – «The Dark Side of the Мооn» Пинк Флойд, лучшая группа – «Лед Зеппелин» с блюзом «Since I’ve Been Loving You»

«АНДРЕЙ»: Кто из рок-корифеев оказал на Вас влияние как на музыкантов? Кого из них считаете лучшими «по профессии»?

БЕЛОВ: Джимми Хендрикса. Причем я «открыл» его не так давно. Раньше его для меня затмевали своей техникой Пейдж, Блэкмор, Маклафлин. Недавно я послушал его, так сказать, «другими ушами» и понял, насколько он был революционен для своего времени. Хендрикс – спонтанный, народный музыкант. По эмоциональности его мало кто может превзойти, это «космический» гитарист. Клэптон, скажем, не произвел своего «космоса», хотя и остался в ранге легенды. Его группа «Крим» была одно время моей любимой.

ЯНЕНКОВ: Хендрикс – это «чума» какая-то! Иногда я просто не понимал, как можно так играть. Учился я на наследии Джимми Пейджа и Ричи Блэкмора: сидел часами у магнитофона и «снимал» их соло.

ЛЬВОВ: Моим учителем был барабанщик «Цветов» Юра Фокин. В 74 году отдыхал я с родителями в Анапе, рядом с палаточным лагерем МГУ. И там выступал ансамбль. А за месяц до этого вышла пластинка «Цветы». Я и узнал барабанщика в полосатых штанах с фотографии. Это была сборная группа под названием «Амброзия»: Макаревич и Кутиков из «Машины…», Юра Фокин из «Цветов». Леша Белов («Уайт») из «Удачного приобретения». Но я-то все время смотрел на Фокина, который считался тогда лучшим барабанщиком. А познакомился с ним так. Как-то я плавал под водой и столкнулся с парнем. Помню, мы наловили крабов, вышли на берег, и парень оказался Макаревичем. От него я впервые услышал слово «чувак». Он и познакомил меня с Юрой. Я помогал ему барабаны носить, он меня кое-чему учил… Дома я «снимал» игру Дона Брюэра из «Грант Фанк» и Иана Пейса из «Дип Перпл».

«АНДРЕЙ»: Получается, что вы все – дети так называемой «съемной культуры»…

МИНЬКОВ: Конечно. А лучший наш учитель – магнитофон. Правда, учиться на музыке моего любимого бас-гитариста – покойного Джако Пасториуса, сложно: он джазовый музыкант. Но я «снимал» других – Джон-Пол Джонса из «Лед Зеппелин», например.

«АНДРЕЙ»: Саша, ты, как и другие твои коллеги, используешь сразу два басовых барабана. Я всегда хотел узнать, почему?

ЛЬВОВ: Когда появился хард-рок и хэви-метал, пошла серьезная игра «в ногах». Тем более, в треш-, спид-метале, где ритмический рисунок сложный. Его одной ногой не сыграешь. Кое-кто использует даже четыре «бочки». Не потому, что четыре ноги. В этом случае ударник просто играет по кругу – от одного барабана к другому. Они и настроены по-разному.

«АНДРЕЙ»: То есть. у каждого барабана своя нота, и его можно настраивать, как гитарную струну?

ЛЬВОВ: Конечно. Здесь тот же нотный стан, только вместо нот – крестики, каждый из которых означает удар. Нота «до», например, – малый барабан. Есть «ракладывание по рукам» – чтобы знать, на какой тарелке играть – левой или правой…

«АНДРЕЙ»: А можно на барабанах гитарную партию сыграть?

ЛЬВОВ: Да. Современная техника позволяет.

«АНДРЕЙ»: Ринго Старр смог бы сыграть «Полет шмеля»?

МИНЬКОВ: У него другая задача была. Сидит такой «торчмейстер», ритм отбивает и улыбается. Конечно, ему же просто повезло в жизни.

ЛЬВОВ: Мне недавно показали барабанщика, который играет четырьмя палочками одновременно.

«АНДРЕЙ»: Как же он их держит?

ЛЬВОВ: Как при игре на ксилофоне. Зажимает по две в каждой руке и играет аккордами. То есть бьет, скажем, по альту и одновременно по тарелке. И ему всего 14 лет. Отец культивировал в нем барабанщика с однолетнего возраста, превратив для него барабаны в своего рода религию. Как старший Паганини, который запирал своего сына в чулане, чтобы тот играл. Но мне его жалко, он никогда не получит кайфа от игры в группе. Он – личность и должен быть один.

«АНДРЕЙ»: (обращаюсь к Минькову): Саша, ты, судя по клипам, основной вокалист в группе.

МИНЬКОВ: Да. Когда работаем концерты в турах, так наорешься – белый свет не мил. Я в это время меньше курю, не пью, стараюсь уединиться и не разговаривать. Ведь орание в течении полутора часов – не нормальное состояние для человека.

«АНДРЕЙ»: Так ты орешь или поешь?

МИНЬКОВ: Мы называем это пением, но на самом деле это орание: почти все наши песни – на высоких нотах. Но есть и баллады, которые более располагают к кайфу. Когда я их пою, у самого иногда слезы наворачиваются, ознобом пробирает.

«АНДРЕЙ»: «Moscow Calling», «Stranger», «Tell Me Why»… Все Ваши хиты сочинены одним человеком – Алексеем Беловым. Леша как получается хит?

БЕЛОВ: Приходят в голову хорошие мелодии. Жаль некоторые забываются. Хитов было бы больше.

«АНДРЕЙ»: Так ты носи с собой магнитофон. записывай их.

БЕЛОВ: Да был он у меня одно время. Но в голову почему-то ничего не шло. Вот когда его потерял, опять мысли полезли.

«АНДРЕЙ»: Мелодия «Yesterday» пришла Полу Маккартни во сне. А как было у тебя, например, с «Moscow Calling»?

БЕЛОВ: Наигрывал что-то на фортепиано. У меня получился такой марширующий рифф, то есть музыкальная фраза, напоминающая выход на берег Черномора. Я стал гонять ее на гитаре, напевать. Получилась песня. Её особенность в том, что та основная фраза остается все время постоянной, а на ее фоне идет запев, припев и кусок, который я называю «мостиком» – помнишь? (поет: «Фоно-фоно-фоно-фономэниак…»). Какие сейчас тенденции в американской рок-музыке? Куда она движется?

БЕЛОВ: Все больше к истокам. К большей открытости примитивности, первобытности что ли. Скажем, «Нирвана». У них прямой звук, без особых «новороченностей». Довольно простые. честные песни, но мелодически необычные, интересные. Например, мелодичность в медленном припеве, как у «Полис», и страшная ярость, как «Ганз-энд-Роузес», в запеве.

«АНДРЕЙ»: Как публика относится к новостям от «старичков»?

ЯНЕНКОВ: Так себе. Вот Джимми Пейдж и Дэвид Ковердейл выпустили в прошлом году альбом, но он «не пошел»…

«АНДРЕЙ»: Неужели? А здесь его очень многие оценили.

ЯНЕНКОВ: Они даже тур не смогли организовать. Хотели на 10-15-тысячных стадионах играть – не получилось. Им предложили выступать в театрах перед 3-тысячными аудиториями, но они отказались. Хотя, соберись «Лед Зеппилин» снова – заменив покойного Бонэма его сыном, у них был бы 70-тысячный стадион.

«АНДРЕЙ»: Насколько трудно группе пробиться в большой шоу-бизнес?

МИНЬКОВ: Иногда это как лотерея. Вот, скажем, секретарше продюсера понравилась группа в каком-нибудь клубе. Сказала боссу. Если они спят вместе, ему трудно будет ей отказать, и он может проявить интерес…

«АНДРЕЙ»: Но это не Ваш случай…

МИНЬКОВ: Да, у нас было иначе. Глава компании «Полиграм» приехал вместе с «Бон Джови» в Москву. После «шоу-кейса», который мы для него сыграли, он подходит и говорит: «Я сделаю из вас мега-старз»…

«АНДРЕЙ»: «Шоу-кейс» – это прослушивание?..

МИНЬКОВ: Да, показательное выступление. Ставишь полную аппаратуру, надеваешь концертные костюмы. Как-то за один день, уже в Лос-Анджелесе, мы отработали семь таких концертов. Приходит человек из компании, садится и смотрит. Иногда вместе с известными музыкантами. На один из наших «шоу-кейсов» пришел, например, вокалист «Европы» Джой Темпест.

«АНДРЕЙ»: Что происходит после подписания контракта?

МИНЬКОВ: Сейчас такая тенденция. Большая компания с тобой особо возиться не будет. У нее, кроме тебя, несколько «центровых» артистов. В «Полиграме», например, это «Скорпионз», «Бон Джови», Пола Абдул, Эрик Клэптон. Тебе выделяют бюджет, и ты записываешь пластинку, снимаешь клип. Раньше, если диск «не шел», с него выпускались «синглы». Но даже если первые два из них проваливались, компания шла на выпуск третьего. В случае неудачи, с тобой «завязывали». Сейчас тебе дают под зад коленом уже после первого же неудачного «сингла».

«АНДРЕЙ»: Что все же важнее в шоу-бизнесе – талант или… дружба с секретаршей, которая спит с «нужным» продюсером?

ЛЬВОВ: Конечно, помимо музыки важны твои связи, прошлое…

«АНДРЕЙ»: Значит, блат?

МИНЬКОВ: Да нет. Если продюсер чувствует, что может на тебе заработать, он тебя берет. Связи – не в том смысле, что ты мне сделаешь колбасы «по два двадцать», а я тебе – билет в Большой театр. Это другие связи – тусовка. Что о тебе говорят в этой среде. Вот мы ушли из «Полиграма», а его босс, скажем, позвонил в «Аристу» и сказал: «Если вы их возьмете, я вас в гробу видел».

ЯНЕНКОВ: Но даже если группу берет к себе какая-нибудь компания и делает ее популярной,- это еще не гарантия материального успеха. Группа «Extreme», например, продала около трех миллионов дисков в Америке и пять – по всему миру. Знаешь, сколько они получили за это? 25 тысяч долларов каждый. А должны были – минимум по миллиону…

«АНДРЕЙ»: Какие ты ужасы рассказываешь… Почему?

ЯНЕНКОВ: Такой, видно, был контракт.

МИНЬКОВ: Можно было бы сказать: куда же вы, ребята, смотрели, когда его подписывали. Но групп, особенно в ЛосАнджелесе, масса. Многие в отчаянии, готовы пойти хоть к кому-нибудь. Музыканты ведь тоже люди, устали жить в одной комнате, тратить все деньги на героин. Им хочется хорошей жизни.

ЯНЕНКОВ: У нас была похожая история. Мы продали около полумиллиона дисков в Америке и больше миллиона – по всему миру. Это прилично. Но не получили ни копейки авторских. Позвонили на «Полиграм», с которым у нас был контракт, а они говорят: мы на вас столько истратили, и вы только-только окупили расходы… Если бы у нас уже тогда была собственная компания, то наш доход был бы миллионный.

«АНДРЕЙ»: И теперь она у Вас есть.

МИНЬКОВ: Да. Отныне мы сами будем распоряжаться нашими честно заработанными деньгами.

ЛЬВОВ: Мы никому теперь ничего не должны. У нас ни с кем больше нет контрактов, нас не могут закрыть, не могут посадить в долговую яму…

ЯНЕНКОВ: Если мы выпускаем пластинку, у нас на нее все права. Мы сами ее пишем, продюсируем, организуем распространение. В любой стране мира мы можем спокойно продавать свои записи. Или продаем права на это кому-нибудь.

«АНДРЕЙ»: Но менеджер, дистрибютер – это отдельные профессии.

БЕЛОВ: Можно нанимать кого угодно. У нас, у советских, ведь какая установка всегда была? Вот придет добрый дядя, он все нам и сделает. Мы не понимали, что это артист нанимает менеджера, а не наоборот. У нас всегда было чувство, что мы работаем на него, чего-то ему должны. Сейчас так: если нам нужно что-то сделать, мы его наймем.

Если он это провалит, мы его уволим.

«АНДРЕЙ»: Вы с самого начала были подчеркнуто русской группой. Даже как бы настаивали на этом, используя этот имидж везде: в сценических костюмах, текстах песен, в вокале. Вплоть до гитары балалайкой. Теперь практически ничего не осталось. Разве что балалайка. Вы поняли, что мода на все русское прошла, может быть, даже работает против Вас?

БЕЛОВ: Не совсем так. Просто настаивать все время на чем-то одном – скучно. В нашем клипе «Stranger» на нас русские рубахи, хотя больше смахивающие на те, которые хиппи носят…

МИНЬКОВ: Вудсток такой…

БЕЛОВ: Но с русскими узорами.

«АНДРЕЙ»: У Вас, как у относительных старожилов в Америке, была уникальная возможность посмотреть глазами американцев на то, как корифеи нашей эстрады, приезжая туда, пытаются стяжать успех и что у них получается…

БЕЛОВ: В Америке существует эмигрантская тусовка, есть ряд русских ресторанов, в которых и проходят эти гастроли…

МИНЬКОВ: Русская община Лос-Анджелеса – более 100 тысяч человек.

ЯНЕНКОВ: С таким же успехом можно было бы приехать на гастроли в Союз. Но никакого отношения к культуре Америки это не имеет.

БЕЛОВ: Приезд любой нашей звезды туда не отражается никак и нигде: ни по телевидению, ни в газетах. Никто из американцев про это не знает. Только русскоязычные газеты дают рекламу. Но если Пугачева приедет, она соберет полные рестораны…

«АНДРЕЙ»: А стадион одних русских она может собрать?

МИНЬКОВ: Самый большой зал, который Алла Борисовна отработала там, вмещает две тысячи человек.

«АНДРЕЙ»: Вы-то сами ходили на этот концерт?

БЕЛОВ: Нет. Я музыку такую не особенно люблю…

МИНЬКОВ: Я встречался с ее музыкантом – Русланом Горобцом, мы старые друзья. С Сашей Серовым виделся. Повозил его по городу, показал все… С Киркоровым.

«АНДРЕЙ»: Вы не замечали у них комплекса неполноценности. В Америку-то приезжают, чтобы ее завоевать. Так уж повелось: от «Битлз» до «Парка Горького»… А их удел: русская община.

МИНЬКОВ: Так они же поют на русском языке…

«АНДРЕЙ»: То есть приезжают не покорять Америку, а просто денег заработать?..

БЕЛОВ: Выходит так. Вот мы говорили о космосе… Америка – это другая галактика. Как воздух и вода. Рыба выскочила на воздух и все… Сравнивать невозможно.

«АНДРЕЙ»: Кстати, о сравнениях. Какую группу Вы сами себе напоминаете?

БЕЛОВ: Да никакую. Хотя в России нас часто сравнивают с «Деф Леппард». Но мы считаем, что такой наш «звук» – результат «продакшн». Наш последний альбом был смикширован тем же звукорежиссером, который «свел» 90 процентов записей на их пластинке «Истерия». Он работал и с двумя последними альбомами «Скорпионз», а также сделал несколько «миксов» для очень известного последнего альбома «Металлики» – «Металлика». Можно было бы «свести» по-другому. Тогда кто-то сказал бы, что мы звучим, как, скажем, «Перл Джем» или кто-то еще.

«АНДРЕЙ»: Как возникает «русский след» в той или иной Вашей песне? Я имею ввиду какой-нибудь казацко-ямщицкий «подвыв». Скажем, есть что-то такое в начале песни «Moscow Calling». Это обязательное условие, чтобы выдержать русский стиль, или это выстрадано?..

БЕЛОВ: Да, это у нас в крови…

МИНЬКОВ: В первой песне «Bang!» тоже есть достаточно русский кусок вначале. Мы знаем, что людям это нравится. Американцы и европейцы подпевают с удовольствием. А в Дании что творилось! Мы играем уже другие песни, а они все еще орут (поет из «Moscow Calling» «О-о-о-о-о…»). Приятно же – за нас, за русских…

«АНДРЕЙ»: Я все же думаю, что именно потому, что Вы русские, от Вас, наверное, справедливо ждут немного «ансамбля имени Александрова»… Интересно, что в роке, помимо музыкальных стереотипов, существует и некий стандарт внешности. Вот когда я смотрю на Вас, я сразу вижу: наши ребята. У вас нет ни англо-саксонских скул, ни чувственных больших ртов Мика Джеггера или Стива Тайлера. Вам не приходило в голову, что если сделать пластическую операцию (пример Майкла Джексона у всех на виду), надуть себе большие сексуальные губы или еще что-нибудь, ваши акции полезут вверх?..

«ПАРК ГОРЬКОГО»: Не-е-т!

МИНЬКОВ: На Майкла мне, если честно, жаль смотреть. Что он с собой сделал! Понятно, что деньги девать некуда, но… Если Богом ты создан таким, значит в таком виде ты и должен уйти из этой жизни.

«АНДРЕЙ»: Тогда как ты относишься к силиконовым грудям. По-твоему, лучше уйти из этой жизни с плоской грудью?..

МИНЬКОВ: У меня была пара приятельниц. Как-то мы схлестнулись в испепеляющем сексуальном ритме и вдруг… Странное чувство. Когда ты трогаешь эту грудь – сразу понимаешь: она не настоящая. Что ты трогаешь надувную куклу, что эту грудь – никакой разницы!

«АНДРЕЙ»: Но ведь это делает ее более красивой…

МИНЬКОВ: Да это возбуждает. Но до тех пор, пока не потрогаешь. А так – возьми мешок силиконовый и трогай сиди… (Все смеются)

ЯНЕНКОВ: По поводу русских лиц и пластических операций. Действительно, у ребят-моделей – определенные лица, скулы. Но американским девчонкам это все так надоело! Когда на гастролях мы приезжаем в какой-нибудь клуб, их столько на нас набегает. Говорят: вы русские ребята такие клевые. Будто другие машины, на которых мы ни разу не пробовали ездить… Русские не дрочат постоянно, все в порядке у них, все стоит. Девчонкам это по кайфу!

МИНЬКОВ: Они нам говорят: никто не «пилит» так, как русские.

ЯНЕНКОВ: У американцев, как девчонки нам рассказали, с малого возраста принято с эротическими журналами в туалет ходить и мастурбировать.

МИНЬКОВ: А вот если Ян дорывается до девушки, он ее только полуживую оставляет в покое… Потому что у него – с детскую ножку…

ЯНЕНКОВ: Ты секретов-то не выдавай!

МИНЬКОВ: Я тебе рекламу делаю… (Все хохочут)

ЯНЕНКОВ: Я серьезно. Оказывается, американцы – я не говорю про всех, но процентов 80 – не могут до конца «это» сделать. Парень должен остановиться, а девушка должна ему помастурбировать, только потом он может продолжать… А тут приезжают русские с нормальными лицами. Губы не очень большие, зато язык работает!

«АНДРЕЙ»: Я так понял, что вы стопроцентные мужики, и у вас нет никаких сдвигов…

МИНЬКОВ: Ну мы стараемся! (Все смеются) Трудно сказать, что на сто процентов, но стараемся…

«АНДРЕЙ»: О Лос-Анджелесе говорят: это город, в котором через каждого – либо гомосек, либо «спидоносец». На психику не давит?

БЕЛОВ: Пусть они живут себе спокойно. Главное, чтобы к нам в дом не заходили.

МИНЬКОВ: Может и давит, но куда от этого деваться. Это как землетрясение – как его можно предотвратить? Ну попал ты на человека, у которого СПИД, – значит это твоя карма, так предначертано тебе судьбой.

«АНДРЕЙ»: Но во взаимоотношениях с американскими девушками у вас работает этот «звоночек»?

ЛЬВОВ: У них он работает громче, чем у нас.

БЕЛОВ: Сексуальная революция там закончилась еще в 70-х, и к свободному сексу отношение консервативное, если не считать артистической среды, где просто страшное сумасшествие.

ЯНЕНКОВ: Предпочитают сейчас, так сказать, ручной секс, понимаешь? Была как-то интересная телепередача о том, как одна пара – бой-фрэнд и герл-фрэнд – жили целый год вместе без этих отношений. Она просто мастурбирует, не хочет с ним вступать в связь, говорит: я тебе стопроцентно не доверяю.

«АНДРЕЙ»: Сейчас у нас, как и в Америке, становится принятым делать заявления, признаваться в своей сексуальной ориентации. Борис Моисеев, например, заявил в прессе, что он гомосексуалист…

 

БЕЛОВ: От нас не дождетесь!

МИНЬКОВ: Боря, кстати, мой хороший товарищ, я знаю его очень давно, мы с ним…

БЕЛОВ: Александр Миньков говорит! Не перепутай, когда будешь переносить с кассеты на бумагу…

МИНЬКОВ: …Мы с ним очень дружим, и я его уважаю. Я знаю об этом очень давно – с тех пор, как мы только начинали вместе работать. Но я понял еще тогда: куда от этого деваться… Боря очень талантливый человек, дай Бог ему здоровья!

«АНДРЕЙ»: У Вас в клипе «I’т Going Down», на заднике, очень симпатичные негритянки танцуют. Как Вы относитесь к афро-американкам?

БЕЛОВ: У черных девушек есть своя определенная сексуальность. Кому-то нравится. Но, как говорят, колхоз – дело добровольное: хочешь – вступай, не хочешь – не вступай…

МИНЬКОВ: Но лучше вступай!

«АНДРЕЙ»: Кстати, одна из девушек в этом клипе очень похожа на выкрашенную под негритянку Наталью Негоду… (Негритянка оказалась настоящей. Но здесь совершенно неожиданно выяснилось, что ребята, проведя шесть лет на чужбине … не знают, кто такая Наталья Негода, и каков ее вклад в пост-советскую культуру! Вопрос пришлось замять.) В общем Ваша личная жизнь весьма насыщена и разнообразна…

ЛЬВОВ: Мы музыканты, и этим все сказано…

«АНДРЕЙ»: Но ведь, наверняка, у каждого из Вас была настоящая любовь. Когда исчезает аппетит, все из рук валится…

МИНЬКОВ: Было. Терял аппетит, худел… За свои тридцать шесть всего один раз такое испытал. Мне обидно и больно об этом говорить. Я сражался за рок-н-ролл и потерял семью…

ЛЬВОВ: Я тоже.

«АНДРЕЙ»: Наверное, любовь с первого взгляда?

МИНЬКОВ: Да нет. Подошла ко мне в аэропорту красивая девушка. Я был тогда в группе «Аракс», летел на гастроли. Она меня, наверное, по телеку видела. Познакомились. Она написала мне свой телефон. Карандашом для ресниц. Как-то я ей позвонил… на свою голову. И закрутилось.

«АНДРЕЙ»: Долго «крутилось»?

МИНЬКОВ: Лет пять-шесть.

«АНДРЕЙ»: После пяти лет – либо расстаются, либо женятся.

МИНЬКОВ: Согласен. Вот и расстались. Она ревновала меня ко всем. После гастролей – скандал: у тебя, мол, там были бабы. Я терпел-терпел, потом как-то взял зубную щетку, пару носков в кулек положил и ушел. Помню, напротив работал башенный кран, который огромной битой старые дома ломал. Я как это увидел – понял: не вернусь. И не вернулся.

ЛЬВОВ: У меня это тоже было только однажды, но как раз с первого взгляда. Лет десять назад после концерта в Анапе увидел большие глаза и – все… Засосало! Я тогда был женат, но в семье не ладилось. Пять лет встречался с этой девушкой. Достаточно было одного ее слова и … Но в конце концов понял: могу обжечься второй раз… Она ведь была певицей. То я на гастролях, то она. Виделись редко…

«АНДРЕЙ»: Получается, что в семейной жизни рок-музыкант обречен?… Но ведь надо ее как-то планировать.

МИНЬКОВ: Единственное, что мы можем планировать, это «Парк Горького». Я же, пока не добьюсь чего-то серьезного в своем деле, не буду чувствовать себя нормально.

ЯНЕНКОВ: Для меня семья – огромная ответственность. Я вот впервые серьезно влюбился только в Америке. Но не мог я тогда ей предложение сделать! Не знал, что с группой случится завтра. Мы сидели в холодном доме, без электричества, без денег. Или бросить музыку, ребят, удариться в какой-нибудь бизнес? Но они ведь мне уже как братья – сколько лет задница о задницу тремся.

«АНДРЕЙ»: Красивая девушка-то была, Ян?

ЯНЕНКОВ: Красивая… Моделью подрабатывала. И очень умная, шесть языков знала. Честная в отношениях. Столько в ней всего было! У наших девушек ведь как? Если красивые, то или не совсем умные, или деньги ищут… Правда, она не «чистая» американка – с европейскими корнями. С «чистой» я жить бы не смог.

«АНДРЕЙ»: Поясни для мечтающих о жене-американке – почему?

ЯНЕНКОВ: Они все какие-то не такие … Им, например, не интересно, что происходит за пределами их города, в мире. Знаю таких в Лос-Анджелесе: даже если богатые – не бывают нигде. Ездят только в Мексику да на Гавайи… Много очень красивых девушек, которые день и ночь только тусуются. Музыканты называют их «бимбо», то есть это «телки», у которых головы нет вообще – только сиськи да попа. Все время глазки строят, их жизнь – в игре.

МИНЬКОВ: Не согласен насчет американок. Дело не в том, где женщина родилась – в Штатах или в России. Важно, чтобы она тебя понимала. Саш (обращается к Львову), ты сколько со своей Валери живешь?

ЛЬВОВ: Три года.

МИНЬКОВ: И все у них в порядке. Главное, чтобы в женщине душа и мозги работали вместе. Когда есть душа, а мозгов нет – это плохо. Когда мозги есть, а души нет – это… мужик.

ЛЬВОВ: Люди-то везде одинаковые. Подходы разные – с какой стороны зайти: что в жизни, что в бизнесе. Вот на Западе в основном на электронику упирают, а мы – побольше молотком, но у нас летает дальше…

«АНДРЕЙ»: Леша хочет, по-моему, что-то кстати добавить.

БЕЛОВ: Я был женат всего один раз. Но не по-настоящему. Это был фиктивный брак с гражданкой Финляндии. Во времена застоя я, как и другие музыканты, хотел свалить куда-нибудь за границу, чтобы свободно играть свою музыку…

«АНДРЕЙ»: И нашел себе иностранку…

БЕЛОВ: Скорее, она меня нашла. Это было в 85 году на фестивале молодежи и студентов в Москве. Я был в другой группе, и мы играли концерт. В какой-то момент во всем зале вырубилось электричество. Мы ждали минут двадцать. Публика ревет, топает. Потом к нам подходит какой-то человек в штатском и говорит: «Все, такой музыки нам не нужно». И тут выскочила на сцену она, финка. Кричит: «Вы, ребята – супер-звезды!» Мы: «Да ты что? Смотри, что происходит». Так и познакомились. И она сказала: если хочешь уехать, давай поженимся. И не надо ни денег, ни любви, ни секса. Меня это купило. Говорю: давай, а придет черед, я тебе тоже помогу.

«АНДРЕЙ»: То есть, семьи как таковой не было?

БЕЛОВ: Какая семья? Она приезжала несколько раз как турист. Потом неожиданно нагрянула с родителями на мой день рождения. Призналась, что ей хочется секса и любви. Когда я дал понять, что этого не будет, разговор пошел о деньгах. Денег, естественно, не было… Короче, мы разведены.

МИНЬКОВ: Кстати, примерно в это время и появилась идея «Парка Горького».

БЕЛОВ: Я уже получил паспорт на выезд в Финляндию, выписался отовсюду. Саша Миньков работал тогда в ресторане, и я уговаривал eгo: давай замутим что-нибудь, время пришло…

МИНЬКОВ: Я сказал: Леш, тебе не надоело? Сколько можно бороться за все это? Сдавать программы этим министерствам культуры. А Лешка говорит: ну давай, в последний раз. Я: ну давай!

«АНДРЕЙ»: В результате у Вас теперь со6ственная студия, дом в солнечной Калифорнии, и весь мир – если не в кармане, то где-то рядом… Кстати, о Вашем трехэтажном доме, в котором Вы живете вместе этакой коммуной имени…

МИНЬКОВ: Фарабундо Марти.

«АНДРЕЙ»: Каков Ваш распорядок дня. Вы ведь как бригада.

ЛЬВОВ: График скользящий.

БЕЛОВ: Один может встать в девять утра, другой – в пять вечера.

МИНЬКОВ: Мы зависим друг от друга, только когда записываем, работаем концерты. Тогда живем в одном ритме.

«АНДРЕЙ» Где вы питаетесь?

МИНЬКОВ: Готовим дома. Когда нет времени, то в ресторане.

«АНДРЕЙ»: Какие машины водите?

МИНЬКОВ: «Форд-Тандерберд».

БЕЛОВ: «Мерседес-450».

ЛЬВОВ: «Вольво-760».

ЯНЕНКОВ: «Вольво-740».

«АНДРЕЙ»: Русская мафия не пытается контролировать Ваши заработки, как это сейчас происходит в Штатах с нашими хоккеистами?

МИНЬКОВ: Да нет, мы же особо звезд с неба не хватаем…

БЕЛОВ: Мы об этом даже не задумывались. К тому же, в Америке – настоящая полиция. Они не церемонятся, не думают: стрелять или не стрелять. Стреляют однозначно и очень хорошо. И служба охраны там, где мы живем, приезжает в течение нескольких секунд.

ЯНЕНКОВ: У нас ведь дом на сигнализации…

«АНДРЕЙ»: А у Вас-то самих были трения с полицией?

ЯНЕНКОВ: Слушай историю. Была у меня девчонка один раз. Задница у нее…

МИНЬКОВ: Ну не один раз…

ЯНЕНКОВ: Ну, в общем была … С волосами, с задницей…

МИНЬКОВ: Короче, задница с волосами… (Хохочут)

ЯНЕНКОВ: Нет, волосы у нее были красивые… Поехали мы с ней как-то в ресторан. Она надела платье вечернее, была на шпильках, волосы пышные такие кучерявые, блондинистые. Ресторан на берегу океана, волны плещут – приятно так… Короче, посидели, поужинали, выпили вина. И поехали назад, через Малибу, где всякие знаменитости живут. И чего-то так по кайфу стало… Я говорю, Селина, давай-ка остановимся, выйдем на секунду. Сворачиваем с дороги, отходим за машину. Поднимаю платье – культурно так. Трусов нет. Девушки в Америке ходят без трусов, когда платье в обтяжку или рейтузы… Начали заниматься сексом. Клево, свежий воздух, каньон, речка… вдруг чувствую: стремновато, лажа какая-то. Ну закончили. И тут – сирена. Через дорогу переезжает полицейская машина, два «копа» орут: руки вверх, за голову! Лупят в глаза из двух фонарей. А я только натянул штаны …

«АНДРЕЙ»: Какое обвинение предъявили?

ЯНЕНКОВ: Что я ее изнасиловал. Кто-то проезжал мимо, увидел в темноте ее блондинистую шевелюру, которая все время дергалась, вот и сообщил, куда надо… Но Селина сказала полицейским: ничего-ничего, это мой парень, бой-фрэнд.

«АНДРЕЙ»: Обычно наших в Америке статус «бой-фрэнда» в корне не устраивает. Им надо зацепиться попрочнее – получить вид на жительство, потом гражданство. А это возможно лишь в случае женитьбы на американке.

БЕЛОВ: Нам это ни к чему. Мы делаем бизнес и даем работу американцам. Ведь те CD, которые в России сейчас продаются – настоящего американского производства. В Штатах это ценят.

«АНДРЕЙ»: В Лос-Анджелесе Вы ведь встречались со знаменитостями. Кто произвел на Вас самое большое впечатление?

МИНЬКОВ: Фрэнк 3аппа, конечно. Он был нашим большим другом. Жаль, что он умер. От рака.

БЕЛОВ: Мы видели его за три дня до смерти. И он был уже совершенно болен, говорить не мог. Он попросил своего сына проиграть для нас альбом, который был полностью составлен из его концертных соло. У него в доме было много людей, но никого к постели не позвали. Его жена провела только нас. У него над головой висели огромные колонки. Фрэнк едва смог руку поднять, когда здоровался с нами. Сильно исхудал.

МИНЬКОВ: У него выросла огромная борода…

БЕЛОВ: Когда начали проигрывать альбом, он в основном смотрел вверх. Одно соло заканчивалось – другое начиналось. И я понял, что он переживает каждый свой момент на сцене. Я не выдержал и заплакал. Через три дня он умер…

«АНДРЕЙ»: Были на похоронах?..

БЕЛОВ: Его похоронили очень странно. На следующий день. Никто ничего не знал. Видимо, это было его завещание…

«АНДРЕЙ»: Вы, насколько я знаю, дружите со «Скорпионами»?..

БЕЛОВ: Хорошие ребята. Мы встретились с ними в Ленинграде в 1987 году, когда они приехали в Союз в первый раз. Это ведь была вообще первая «тяжелая» группа с Запада. Отработали вместе десять концертов. Потом водку пили в гостинице. Подружились. Мы все для них открывали. Затем встретились на рок-фестивале в Москве… Они, когда нас видят, говорят: «Горкиз?! Ни за что, убирайтесь отсюда!» Они боятся нас, потому что водку тогда пили – ну ведрами.

ЛЬВОВ: У нас много друзей и из других групп. Я, например, дружу с Эндрю Смитом из «Айрон Мэйден». Правда, когда встречаемся, то никогда не говорим о музыке. Только о рыбалке, семье, детях…

«АНДРЕЙ»: Саша, у тебя ведь сын в Москве остался?

ЛЬВОВ: Да, живет с бывшей женой…

«АНДРЕЙ»: Сейчас им, наверное, трудно. Помогаешь?

ЛЬВОВ: Конечно. У меня вообще ситуация тяжелая. Недавно умер отец, и я понял, как много потерял. Надо помогать и матери, и брату, у которого двое детей…

«АНДРЕЙ»: Если не считать короткую остановку в Москве перед туром в Скандинавии полтора года назад, Вас не было в стране шесть лет…

МИНЬКОВ: Многое здесь удивляет. С одной стороны, эти изменения нужны. А с другой… сердце кровью обливается, когда на стариков смотрю, которые в переходах сидят. С такими ценами, да при 30-градусном морозе… Ума не приложу, как они существуют? Вот мои родители: отец в отставке, мать на пенсии. Живут в Киеве…

«АНДРЕЙ»: Другое государство…

МИНЬКОВ: Спрашиваю у отца: батя, ну чем вы занимаетесь с утра до вечера? Как чем, говорит, просыпаемся и весь день в поисках чего бы пожрать. Они приезжали в Москву, походили по магазинам и сказали: ну, здесь все есть! Я говорю: здесь ничего нет, то есть то, что есть, простому человеку не доступно. А в Киеве, говорит отец, вообще ни хрена нет…

ЯНЕНКОВ: У меня мать на пенсии, отец еще работает. Начальник цеха на авиационном заводе. Делает вертолеты и пока зарабатывает неплохие деньги. Удивило здесь то, что в пересчете на доллары цены в магазинах иногда даже выше, чем в Америке. Скажем, кило бананов здесь – 2 доллара, там – 1,20. Колбаса здесь дороже. Сырокопченая свиная жирная, которую в Америке практически не едят, потому что в свинье больше всего разных шлаков,- здесь стоит 16 долларов, там – 10…

«АНДРЕЙ»: Вы вообще навсегда в Америке поселились, или у Вас вахтовый метод: отработали лет шесть и – обратно в Россию?

МИНЬКОВ: Для меня Америка, Лос-Анджелес, это уже дом. Я не представляю, как я смогу жить в другом месте. Единственный облом – землетрясения. Если это будет продолжаться, мы со временем переедем в другой штат.

«АНДРЕЙ»: Это будет непросто. У Вас же целая студия… Ничего, Вы ведь, наверняка, армией преданных поклонниц обзавелись,- так называемых «групиз». Пусть они помогут.

МИНЬКОВ: Да, от них невозможно избавиться. Они как рыбки-лоцманы, которые сопровождают акулу. Сразу же появляются, как только выезжаем в тур. Это их жизнь.

БЕЛОВ: Помню, у нас были первые гастроли по Штатам. Зима. Мы проезжали по самой середине Америки. И вот после каждого концерта мы отчаливаем от клуба, а за нашим турбасом – большим автобусом, в котором мы жили, – тянется вереница из тридцати-сорока машин с «rрупиз»…

Автор интервью Игорь Дробышев, выпускник журналистского факультета нью-йоркского Колумбийского университета, вёл беседу по всем правилам и технологиям, привитым ему в США. В конце встречи с музыкантами он достал заготовленный листок и попросил их что-нибудь написать или нарисовать… Так невольно это интервью могло стать предтечей имиджа сатирической группы «Ленинград»…

Автограф группы «Парк Горького».

 

В дверь гостиничного номера стучат. Ян впускает в комнату двух девушек. «Вот тебе «групиз» в натуре»,- говорит он и поясняет: «Хотят сфотографироваться на память». Он снимает с себя куртку, майку и остается голым по пояс. Неожиданное сочетание красных – с мороза – щек русских девушек и калифорнийского загара яниных бицепсов, заставляют Сашу Львова отложить компьютер. Он берет в одну руку видеокамеру, в другую – фотоаппарат и несколько минут ведет комбинированную съемку. После десятка щелчков, он, удовлетворенный, теряет интерес к позирующим. Ян весело смотрит на меня, подмигивает:

«Ну, что?»

«Что – «что»?», улыбаюсь в ответ.

«Девушки пришли пообщаться…»

«Понял»,- убираю магнитофон и встаю, чтобы откланяться.

«Послезавтра уезжаем,- Ян смотрит на остальных.- На родную американщину».

«Нет-нет, оставайтесь!- девушки обнимают Яна.- Мы вас так любим!»

«Первым делом – самолеты! – строгим голосом замечает Саша Миньков. – Вот запишем новую пластинку – и тогда назад. Проедем с ба-а-а-льшим туром по всей России. Раз вы нас так любите!»

 

 

В продолжение темы:

 

 

… Кто-то уехал трагически и навсегда. Кто-то выехал в детстве и органично вписался в другую культуру. Кто-то съездил и вернулся. Кто-то улизнул от налогового бремени. Кто-то тосковал о Родине. Для кого-то Родиной является весь мир.

Эти истории о музыкантах, уехавших или съездивших в эмиграцию.

Политическую или экономическую, от глупости или от большого ума. Чтобы остаться в живых или умереть. Или разбогатеть. Несравнимы жанры их музыки, несоразмерен их вклад в культуру. Но каждый из них как-то повлиял на автора этих строк. Что-то заинтересовало, зацепило, заставило укрупнить и изучить личность.

А с кем-то посчастливилось встретиться. Зажиганием для написания материала стало перечтённое недавно, наше старое интервью с рок-эмигрантами – группой «Парк Горького». А если точнее – фраза Александра Маршала, тогда ещё Саши Минькова:

“Для меня Америка, Лос-Анджелес, это уже дом. Я не представляю, как я смогу жить в другом месте. Единственный облом – землетрясения. Если это будет продолжаться, мы со временем переедем в другой штат.”

В том или ином смысле землетрясения случались с каждым из тех, о ком я напишу – иногда смертельные, иногда шуточные. Об этом и, конечно, об их музыке эти десять историй…  

Читать целиком